Шрифт:
На мне красная блузка, которая прекрасно демонстрирует мое тело, но не слишком откровенно или неуместно, и рваные черные джинсы. Я накрасила губы и надела удобные клетчатые кеды.
Мои светло-каштановые волосы уложены свободными волнами, завершая непринужденный, но шикарный образ. Обычно я не люблю наряжаться для таких мероприятий. Но мне весь день придется сидеть на одном месте, поэтому я постаралась выглядеть достаточно хорошо, чтобы получиться на фото, а все остальное я оставлю на потом.
Я нюхаю подмышку, еще раз проверяя, не наврал ли мне мой дезодорант и что он действительно борется со стойкими запахами.
– Знаю, но от этого не легче, – ворчу я.
– Как ты там себя называешь? – спрашивает Дайя, бросая на меня косой взгляд.
Вздыхаю.
– Искусный манипулятор.
– И почему?
Я закатываю глаза.
– Потому что манипулирую эмоциями людей с помощью своих слов, когда они читают мои книги, – сварливо отвечаю я.
– Именно. То есть это то, что ты обычно и делаешь, только слова будет произносить твой рот, а не пальцы. Притворяйся, пока не получится, детка.
Я киваю головой, со всех сторон оглядывая свои подмышки в зеркале. Может, мой дезодорант и борется с неприятными запахами, но на рубашке не было указано, что она устойчива к пятнам.
Вздохнув еще раз, я опускаю руки.
– Дело не в том, что я не люблю встречаться со своими читателями, просто я не очень хорошо себя чувствую в толпе и при социальных взаимодействиях. Я слишком неловкая.
– А еще ты отличная лгунья. Это то, чем ты зарабатываешь на жизнь. Так что улыбнись и притворись, что у тебя нет панической атаки.
Я снова закатываю глаза, подхватывая свою сумочку с кровати.
– Ты так здорово подбадриваешь, – сухо комментирую я. В ответ она фыркает.
Дайя не умеет подбадривать, и она это знает. В нашей дружбе она отвечает за логику, а я – за эмоции. Она предлагает пути решения, в то время как я предпочитаю кататься в ужасе и тревоге и разглагольствовать об этом.
Пожалуй, я похожа на свою мать больше, чем думала.
Но я никогда не признаю этого вслух.
Мероприятие, как всегда, проходит на ура. Если я настраиваюсь на подобные встречи, мне уже никогда не хочется уходить, когда они заканчиваются.
Возможность встретиться с другими друзьями-писателями и попытаться удрать в итоге со всеми подписанными ими книгами, смеясь при этом от души, – вот что приносит в мою жизнь настоящее умиротворение.
Видеть множество улыбающихся лиц, жаждущих встретиться со мной и получить книги с моим автографом, – это действительно счастье.
Мне нравится моя карьера профессионального манипулятора. Мне повезло заниматься тем, чем я занимаюсь.
Я немного пьяна от выпивки в баре после вечеринки, поэтому Дайя отвозит меня домой на моей машине. Мы смеемся и хихикаем над забавными эпизодами и даже сплетничаем о безумных драмах, которые все время бурлят в книжном сообществе.
Мы кайфуем от того, что хорошо провели время, но наши улыбки гаснут, когда она подъезжает к дому.
В эркере одиноко горит свет. Когда мы уезжали, я выключала весь свет в доме.
Практически выскакиваю из машины, но меня останавливает крепкая хватка Дайи на моей руке.
– Он все еще может быть там, – с нажимом произносит она, сильнее сжимая руку и причиняя мне боль.
– Лучше бы ему там, черт возьми, и оказаться, – рычу я и вырываюсь из ее рук. Выпрыгиваю из машины, прежде чем Дайя снова попытается меня остановить, и направляюсь к поместью.
– Адди, постой! Ты ведешь себя глупо!
Так и есть, но алкоголь только усиливает мой гнев. И прежде, чем Дайя успевает остановить меня, я отпираю входную дверь и врываюсь в дом.
Над кухонной раковиной горит единственная лампочка, слишком слабая, чтобы осветить парадную поместья как следует.
Меня никто не поджидает, поэтому я начинаю включать все светильники, чтобы убрать зловещую атмосферу, висящую в воздухе.
– Выходи, урод! – кричу я во все горло, врываясь на кухню и хватая самый большой нож, который только попадается. Когда я оборачиваюсь, Дайя стоит в дверях, оглядываясь вокруг с встревоженным выражением на лице.
Я так отчаянно вознамерилась убить этого ублюдка, что даже не потрудилась оглядеться.
Вся моя гостиная усыпана красными розами. Мой рот открывается, а слова на языке застревают и испаряются.