– А что тут объяснять? – наигранно удивилась белобрысая. – У-у и Афа – старые подруги по несчастью. Обе давно живут без самцов, и до появления тебя были одной семьёй. Подруги, уже давно плюнув на неустроенную личную жизнь, на пару занимались в селении тем, что подбирали детей-сирот. И тут ты, такой ничейный, осчастливил одну из них. Вот Афа и просит тебя разделить счастье с её подругой. Ну или хотя бы взять их совместных детей на прокорм. Хотя она и так им всё своё мясо перетаскала.

Дима, выслушав, долго раздумывать не стал. Ему показалось это очень по-человечески. Место в норе действительно много, да и охотник он уже знатный, как он, не без гордости о себе возомнил. И он согласился, абсолютно забыв, зачем он здесь находится.

После недолгого ликования самки куда-то унеслись, а Дима неожиданно по-хозяйски призадумался, вообразив в одночасье себя отцом семейства. И на охоту надо бы сходить, припасы пополнить и двор самым настоящим забором огородить, непонятно зачем. И даже прикинул, что неплохо бы было вместо норы в земле дом деревянный поставить. Но как подумал, так и отмахнулся от этой идеи. Всё равно не знал, как эти дома строятся. Но на будущее, может быть, может быть…

Самки вернулись быстро. Даже помечтать Диме не дали как следует, потому что грёзы разом улетучились, когда увидел, на что согласился. Афа и У-у привели и принесли с собой аж восемь детёнышей разного возраста, мал мала меньше. И всё «хозяйское будущее» из него как-то сразу улетучилось.

В норе начался полный кавардак. Пополнение принялось обживаться, отчего у него сразу возникло стойкое необоримое желание сбежать куда-нибудь, например на охоту. Что он тут же и сделал, выскочив из норы, на ходу хватая оружие и наматывая на плечо новые верёвки.

Джи, естественно, увязалась следом, но неожиданно всю дорогу до места их охоты двигалась молча, абсолютно не вмешиваясь в мыслительный процесс ученика, отчего тот даже и забыл, что наставница слышит его думы. Только дойдя до вырытой на звериной тропе ямки, где был изловлен кабан, и начав обустраивать новую ловушку, она впервые заговорила, подсказывая. И Дима, завязывая верёвки к деревьям, неожиданно поймал себя на мысли, что белобрысая сволочь подозрительно немногословна сегодня.

Памятуя о недочётах с первой ловушкой и кабаньем балете, охотник усовершенствовал новую западню, использовав на этот раз два дерева на растяжку вместо одного. По его прикидке, это позволит не только зафиксировать жертву, но и оторвать её от земли, сделав более беспомощной.

Удивительно, но все помыслы были связаны не с тем, а заявится ли зверь вообще, а с тем, как он с ним будет расправляться. Дима даже не сомневался, что добыча придёт почти сразу, как только смастерит и подготовит орудие ловли. Так оно и случилось. Вот только зверь на этот раз оказался не тот, кого ожидал охотник. Вместо сытной свинины из джунглей показался… лев.

Грозный хищник вышел. Посмотрел на глупый корм, раскидывающий прелую листву на тропе, и грозно рыкнул. Этого вполне хватило охотнику, чтобы перестать дышать, выронить из рук оружие и обделаться от страха. Правда, только по-маленькому, смочив жалкой струйкой толстый слой листвы у ног. Ну и сами ноги сполоснул заодно.

Дима в одночасье понял, почему эту кошку называют царём зверей. Ему, оказывается, даже охотиться не надо, как прочим. Подошёл, рыкнул, парализовал, поел, пока тёплое, и пошёл дальше гулять и размножаться. Ну чем не Царское Величество.

Всё дело оказалось не в силе львиного рыка. Он был не оглушающий. Но, мать его, настолько ужасающий, что любая жертва от страха просто теряет способность что-либо делать, кроме расслабления органов выделения всего, что можно. Дима оказался физиологически нормальной полуобезьяной и отреагировал на душераздирающий рык вполне естественно.

Тем не менее царь зверей не пошёл к остолбеневшей жертве вразвалочку, а ленивыми прыжками допрыгал и так же, как и кабан, угодил в ловушку передними лапами. Палочки под его весом хрустнули, деревья взметнулись, выпрямляясь, и петли, мёртвой хваткой вцепившись в массивные лапы, задрали хищника в воздух.

Он оказался в некоторой точке равновесия у самой земли, отчего принялся прыгать, словно на батуте. Всякий раз, когда задние лапы касались тропы, лев сразу подпрыгивал, стараясь выскочить из ловушки.

Рёв в джунглях стоял такой, что зверьё, наверное, за километр в обморок попадало. Макаки с деревьев посыпались, подобно переспелым яблокам. Собирай – не хочу.

Охотник хоть и не относил себя к макакам, но отставать от братьев меньших не стал. Он мягко завалился на траву расслабленным кулём, распластавшись на спине, и изобразил звёздочку с расфуфыренными лучами.

Джи, дрянь адская, вместо того чтобы оказать первую помощь пострадавшему, как дитя малое, во всю развлекалась с попавшей ей в руки кисой. Ухватив бедное животное за хвост, она принялась помогать ему раскачиваться, всякий раз дёргая вниз, когда тот устремлялся вверх. Белобрысая верещала от удовольствия, пожалуй, громче, чем охеревший от всего этого лев.

Именно её смех и сделал своё чёрное дело. Дима, находясь в полном беспамятстве, поднялся, словно киношный зомби. Заторможенно подобрал копьё. Подошёл со спины к развлекающейся парочке. Несколько прыжков понаблюдал, уставившись на оттянутый хвост, и выйдя из-за спины Джи, на очередном львином подпрыгивании вонзил острозаточенную палку точно ему в задний проход. Даже шкуры не попортил. А когда зверь, пройдя верхнюю точку экстремума в своём колебательном процессе, отправился вниз, то тупо насадился на кол по самые уши.