Леон относился к Эс с явным уважением, вежливо сносил ее взбалмошные выходки, однако выказываемое им терпение напоминало лишь снисходительность руководителя труппы к шалостям примы.

Как-то Леон и вовсе сказал:

— Магнус тебя любит, — без тени ревности в голосе. Эстелла не знала точно, решил ли он так ее приободрить или наоборот показать свою полную в ней незаинтересованность.

Разумеется, сама Эстелла очень ровно воспринимала Леона, она хотела власти, а не брачных игр. Полная взаимность озадачила ее и лишила сил. Впервые в ней настолько явно не видели женщину.

Очаровать одного из царевичей представлялось Эс невозможным, а всякие прочие Двоюродные и Троюродные знатные эльфы не подходили ей по статусу. Младшие жрецы Мага также не вызывали ее интереса. В сложившейся системе Эстелле вообще не находилось счастливого места. Ей оставалось надеяться, что Магнус когда-нибудь изменит решение о ее ненужности в своей новой жизни и заберет ее с собой.

Все встало на места: таинственность братьев, ее любовников, их галантная, но весомая властность, неожиданное желание Паолы отправиться в длительное путешествие, принимая дар гостеприимных брюнетов, Лукаса в частности.

К своему ужасу, Ванесса просто не смогла бы отказаться.

Для родителей ситуация оставалась прежней: их дочери давно жили отдельно, периодически наведываясь в гости. Паолу теперь временами подменяла искусно созданная копия — известие об этом вызвало у Несс ступор. Ванесса не догадывалась, что мир может быть еще и таким!

Ринальдо постоянно находился с Ванессой рядом. Всегда рядом, когда ей требовалось, успокаивая и рассеивая ее страхи. Совершенно ее мужчина, чувствительный, но очень надежный, и Вэн точно знала, что пойдет со своим персональным царевичем, куда бы он ни пожелал.

В конце концов, если Паола — хрупкая, боязливая Поли — уже ушла в другой мир, взвешенная Ванесса уж точно справилась бы с этим и послушно готовилась к перерождению под неусыпным руководством любимого.

«Бей меня, будь сверху, что угодно… Только не этот холод!!»

«Оливер, выйди, у меня впереди работа с пациентами».

Оливер появился на пороге покоев Жизели — высокий, темноволосый, с пронзительным, почти безумным сейчас взглядом изумрудных глаз, на его впалых щеках полыхал румянец.

Пришел и застыл, обращаясь телепатией, и получил такой же ответ.

Жизель не обернулась, Оливер не видел, что лицо ее озарилось тенью улыбки.

Оливер стиснул пальцы в кулак, не зная, что добавить, Жизель пояснила:

— Мы с тобой вроде как расстались? Ты просто тут живешь, пока мне хочется. Нет?

— Рыженькая! — голос Оливера переполняла боль. — Давай опять будем вместе! Что нам мешает?!

— Твое непостоянство, — Жизель продолжала упражнение, которым занималась до прихода Оливера. — Впрочем… в тебе много энергии, почему нет? Но не отношения, а встречи. Тут.

Оливер просиял:

— Как во времена, когда я был жрецом?

Жизель пожала плечами:

— Примерно.

Глядя на мирно проплывающие в небе облака — кто-то играл с погодой в их секторе пространства, и Флавиан не хотел ничего менять — Флав заявил:

— Знаешь, Лил, Лукас подал мне идею, безумную, шокирующую, но, я уверен, спектакль прогремит, у Царевича не бывает плохих планов!!

На хорошеньком личике Лилит отразилось любопытство, ее черные брови выгнулись:

— Да?

— Это совершенно чуждо нашему миру, это всех напугает, разозлит, что угодно… Я буду рыцарем, а ты пленницей ужааасного дракона, и я спасу тебя из его лап! Хочешь посмотреть, что такое дракон?

Лилит не определилась, Флавиан решил за нее:

— Гляди!!

Ладошка Лилит прижалась ко рту, сдерживай вскрик:

— Ой!

Флавиан улыбнулся, гордый впечатлением, произведенным его мыслеобразом:

— А сначала мы устроим экскурс в драконологию, иначе народ подумает, что это простой окраинный монстр. Хотя он будет недалек от правды!

Будь Оливер человеком, его трепетные изящные пальцы выдавали бы искусного любовника. У анамаорэ же, чтобы прослыть знатоком изысканных удовольствий, требовалось иметь максимально развитое воображение — партнеры погружали друг друга в пучины фантазий, а непосредственный физический контакт являлся лишь приправой к блюду, иногда вовсе не обязательной.

Впрочем, Оливер преуспел и здесь, будоража любопытство женщин порочными историями. Анамаорэ не ведали религиозных запретов, однако ревность, соперничество, жажда единовластного обладания, законодательные ограничения, влекущие в качестве нарушения полное изгнание, щекотали им нервы. Оливер предлагал любовницам незнакомые, неведомые анамаорэ ситуации, нравы и компрометирующие сцены. Девушки таяли, желая окунаться в эти грезы вновь и вновь…