Шрифт:
Статуи Регнера стояли в большинстве северных деревень. Я вспомнила, как ребенком забиралась на вершину одной из них. Король был практически мифом при жизни, а после смерти он сам стал почти богоподобным.
Жрица обвела взглядом толпу, явно чувствуя себя в своей стихии.
— Возможно, мы превосходили фейри численностью, но у них была такая сила, которая могла затопить долины. Такая сила, которая могла сжечь дотла целые города. У нашего народа было железо фейри. И они использовали его, чтобы дать отпор, как могли.
Я провела много часов, бормоча молитвы во время различных церемоний в своей деревне, и многие из этих молитв включали в себя благодарность богам за рисплит — странный минерал, которым они нас одарили. Добавленный в железо во время обжига, он превращал ранее обычное железо в настоящее оружие против фейри.
Жрица продолжала говорить.
— Резня продолжалась неделями. А затем месяцами. Наш народ — на грани полного уничтожения — терял надежду. И вот, король Регнер отправился к богам и умолял их вмешаться. Если бы они помогли нам победить фейри, мы вернули бы богам нашу силу, пока она была молодой и могущественной. Потому что эта сила будет расти с возрастом, и боги смогут испить ее, оставаясь сильными сами в то время, когда немногие поклонялись ей так, как должны.
Рядом со мной Ритос тихо фыркнул. Лориан взглянул на него, и выражение лица Ритоса стало пустым.
— Потому что боги сами теряли силу, — сказала жрица.
— По мере того, как все меньше людей молилось им. По мере того, как все меньше людей приносили жертвы божествам. Боги — на грани исчезновения — согласились на сделку короля. И вот, сделка была заключена.
— Каждый год мы празднуем первое Принятие — в день, навсегда известный как День Богов, — в знак уважения к жертве, которую наш народ принес в тот день. Они были готовы отказаться от своей власти, потерять свою магию, пока не достигнут зрелости в возрасте двадцати пяти зим. Они кричали, отдавая королю все, что у них было. Некоторые из них умерли. Но этого было достаточно. Боги приняли жертву и помогли королю Регнеру изгнать фейри обратно за их границы. И теперь эта жертва защищает эти границы от монстров, которые мстят за своих павших друзей и членов семьи. Потому что фейри живут намного дольше, чем мы, простые смертные. И хотя для нас это может быть историей, для большинства фейри это время — воспоминание. И они этого не забудут.
Жрица обратила свою улыбку к паре, стоящей под ней.
— Приди и помоги своей дочери пожертвовать собой, чтобы все мы были в безопасности.
Мужчина последовал за своей женой вверх по лестнице, и жрица подняла руки, широкие рукава ее безупречного серого одеяния ниспадали до плеч.
— Как дар богов, так они и берут.
Городская жрица махнула рукой одной из своих послушниц, и обучающаяся жрица направилась к помосту, держа в руках корзину с темными пустыми синими камнями. Кровь застучала у меня в ушах, когда я уставилась на камни, которые, как я представляла, станут решением моих проблем.
Послушница склонила голову, предлагая камни океартуса.
Жрица выбрала один наугад. Она подняла руку, подняла камень высоко в воздух и начала петь. Она медленно опускала камень, пока он не оказался прямо над головой ребенка.
— Прислушайся к нашей жертве и узри наше благочестие. Сжалься над нашими слабейшими, поддержи наших сильнейших и защити всех, кто здесь живет. Ибо наша сила всегда будет принадлежать богам, от которых она пришла.
Мы все начали произносить слова, которые выучили наизусть, когда были детьми.
— Фарик, посмотри на нашу жертву. Тронин, посмотри на нашу жертву. Бретис, посмотри на нашу жертву, — пропела я, слыша рядом со мной низкое урчание Галона и Лориана, когда они произносили те же слова.
Фарик был богом знаний, Тронин — богом силы, а Бретис — богом защиты.
Если бы у этих богов была хоть капля милосердия, это скоро закончилось бы, и мы могли бы сбежать.
Жрица произнесла еще несколько предложений на древнем языке. На языке, на котором никогда не должны говорить те, кто не принял священных обетов.
Я напряглась. Я ненавидела эту часть.
Малышка начала кричать. Выражение лиц ее родителей оставалось непроницаемым, но любой, кто захотел посмотреть, мог увидеть боль в глазах ее матери. Могла видеть, как руки ее отца сжались в кулаки, когда жрица забрала магию его дочери, впитав ее в камень океартус, который светился так ярко, что на него было больно смотреть.
Я переключила свое внимание на охранников. Они тоже наблюдали, их пристальные взгляды были прикованы к Похищению. Иногда родители пытались защитить своих детей. Это было нечасто, но такое случалось.
Мое сердце заколотилось в груди.
Похищение закончилось. Малышка продолжала кричать, как будто ее пытали, и мать подняла ее, прижимая к груди.
Жрицы настаивали, что Изъятие было безболезненным. Но никто, кто когда-либо видел, как новорожденный теряет свою магию, никогда не смог бы поверить в эту ложь.
Все сошли с помоста. Они проведут тихую службу у себя дома и объявят имя своего ребенка. У меня снова ослабли ноги — на этот раз от облегчения. Мы продержались так долго. Теперь нам просто нужно было найти наших лошадей.