Мы сняли однокомнатную квартиру в центре посёлка, рядом с тётиным домом, и начали с ней делать ремонт. Не припомню более изнурительной работы. Приклеив обойный лист, мы падали на диван, чтобы заняться любовью. Потом, ещё лёжа, начинали обсуждать сделанное, водя пальцами по только что приклеенным обоям:

– У тебя здесь какая -то неровность…

– Потому что там приличный бугорочек был на стене, и с ним пришлось поработать…

– По –моему ты плохо с ним поработала. Он выпирает.

– Жопа, да?

– По очертаниям скорее колено. Давай оставим, мне нравится. Серьёзно, у тебя талант, что значит рука художника!

– Сейчас я лягну тебя. Больно!

– Минутку, а вот здесь рядом просматриваются нос, рот и чей -то фейс с колпаком, о –да это Буратино!

– Лео, я знаю один приёмчик…

– О, я его знаю и легко могу простейшим ударом языком по губам. Давай покажу…

– Размечтался! А пяткой между ног не хочешь!

– Ни в коем случае.

– Иди ко мне, будем целоваться.

– Ну, всё, ты дождался!

Мы принимались возиться.

– Смотри, тут чьё -то лицо нарисовано! –Кричал внезапно я, тыча пальцем в стену. Она отвлекалась:

– Где?

Я успевал её пощекотать, потом обращался к стене:

– Да вот. Погоди, не хватает одного глаза, я его сейчас проковыряю…

– Только попробуй испортить мою работу!

Начиналась снова борьба, во время которой Циля умудрялась бить меня локтём, и одновременно пяткой. Я в основном защищался. Надо сказать, что у неё, спортивно подготовленной, был неуемный темперамент. Наконец, не в вилах больше обороняться, я решил сдаться, сказав:

– Ладно, и так сойдёт. Знаешь, в этом одноглазом что –то есть. Лично меня он интригует. Напоминает Буратино в старости. Так сказать, вот, что бывает с теми, кто хочет узнать, что там за горизонтом, пройти сквозь нарисованный холст.

– А что бывает? – Заинтригованная, спросила Циля.

– Они умирают. Под обоими.

Мы опять расхихикались не на шутку, а потом стали толкаться. Устав от борьбы, какое –то время потом мы лежали вдвоём, беззвучно закатываясь над весёлой белибердой, которую сами придумали. Если нас одолевал смех, то мы ржали во весь рот, забыв, что любой гулкий звук в пустой комнате соседи воспринимали, как склоку и ту же начинали барабанить в стену, чтобы призвать нас к тишине.

В конце концов, насмеявшись вдоволь, мы ещё долго потом полежали молча. Я думал счастье, наконец, пришло. Наверно это было видно по моему лицу. И Циля, иногда глянув на меня, глядела потом на обои, всё понимая без слов. Порой она поворачивалась на бок и тогда я любовался географией её тела, на коже которого были видны крошечные леса, островки пор, и холмы грудей, а также удивительный по красоте нерукотворный канал её позвоночника, чей волнующий бег заканчивался между двумя восхитительными возвышенностями её зада с миниатюрным тёмным кратером по середине.

– Давай попробуем туда, а? – Обвёл я пальцем её кратер.

– Нет…

Она нахмурилась, откинувшись на спину.

– Зачем тебе это?

– Просто возникла мысль…

– Что вы за народ, мужики? Вечно вам мало одной дырочки! Не проси об этом никогда. Услышу снова– дам пяткой в нос.

Я представил себе, как её пятка, точёная и крепкая, как металл одновременно летит мне в нос и понял, что не хочу этого.

– Нет, так нет, – послушно кивнул я.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Общество «Знание»

Пару дней я искал работу. Перед этим мне удалось уговорить Цилю не возвращаться пока в Торжок, а ограничиться перепиской с бабушкой и обещаниями, что она скоро непременно туда приедет. Циля послушалась.

Сняв квартиру, мы взяли на себя обязательство ежемесячно вносить за неё плату. Причём за первые полгода мы должны были внести сразу много денег. Правду хозяин нас обнадёжил, сказав, что если мы вдруг решим съехать раньше, то деньги он нам вернёт.

Естественно сразу же возник вопрос о деньгах. Проблема заключалась в том, что мне был нужен укороченный рабочий день, поскольку с осени, а до неё оставалось всего ничего, я должен был начать ездить на занятия в институт. Всё –таки учёбы игнорировать было нельзя, ведь в случае отчисления, я автоматически попадал на службу в армию.

Однако почти никто из работодателей на укороченный день не соглашался. Едва услышав, что я студент, они начинали отрицательно качать головами. Всё было ясно, никому не нужен был работник, которого нельзя заставить работать больше или сверхурочно, потому что он всегда может сказать, что ему надо сдавать сессию. При этом платить ему всё равно придётся.