Шрифт:
Циля опять посмотрела на окно, завешанное наполовину снизу байковым одеялом, и пробормотала:
– Про тебя, кстати, я единственного не поверила. Закрой на замок дверь, пожалуйста.
Услышав просьбу, я замер, как на исповеди. Что она просит? Потом, когда до меня дошло, я прикрыл дверь, шмаркнув её слегка ногой, но Циля сказала:
– На ключ закрой.
Услышав характерный щелчок, Циля начала стягивать с себя футболку.
– Иди сюда! – Сказала она, ложась на кровати.
Я подошёл и остолбенел. Впервые я увидел грудь богини! Боже мой – какое это было чудо! Такой красоты я в жизни не встречал! Поняв, что она хочет, я дрожащими руками начал расстёгивать рубашку и стаскивать с себя брюки. Кинув свои вещи на тумбочку, я замер, как истукан, залюбовавшись ею.
Нужно сказать, порносайтов в то время ещё не было и Цилю мне было сравнивать не с кем. Так она навсегда и осталась в моей памяти идеалом женской красоты.
Вообще –то голых женщин я прежде видел. Впервые, как сейчас помню, я увидел обнажённую женщину целиком, когда мне было шесть лет. Мы с мамой тогда жили в общежитии. Кроме нас там было ещё две семьи, в одной глава семьи был капитаном милиции, а другая состояла из одинокого пенсионера. У капитана милиции были ещё дочь и жена. Вот его жену я однажды и застал в ванной, стоящей под душем. Прежде чем она успела открыть глаза, услышав скрип двери, я всё очень отлично успел у неё рассмотреть. Открыв глаза и увидев перед собой меня, глядящего на неё во все глаза, жена милиционера прикрыла все свои интимные зоны руками и закричала моей матери: "Кира, немедленно забери своего выкормыша, пока я ему уши не надрала!". Загадкой осталось, почему решив принять душ, соседка решила оставить дверь открытой. Это на первый взгляд невинное приключение, оставило в моей душе неизгладимое впечатление. Мне стало нравиться разглядывать раздетых женщин.
В следующий раз я видел много голых женщин, когда отдыхал в пионерлагере. Мне было тогда лет двенадцать или близко к этому. В уличной душевой, куда я спрятался, чтобы не ездить на картошку, было два отделения – женское и мужское. Со стороны мужской, в перегородке был сучок. Если его немного было расшатать, он вытаскивался, и под ним обнаруживалось отверстие. К нему я прильнул, услышав женские голоса. Девушек было шесть. И все они были голыми! Их тела, освещённые полуденным солнцем, будто лучились и казались от этого неестественно белыми. Красивой походкой они заходили под душ, намыливая животы, груди, волнительные лобки и умопомрачительные ягодицы. Они громко разговаривали и вели себя естественно, так как не подозревали, что из -за перегородки, облизывая пересохшие губы и затаив дыхание на них смотрит подросток.
Вы скажете: а Наташа? Я, разумеется, пытался рассмотреть и Наташу во время нашего ночного нашего приключения, но во –первых, дело происходило в темноте, потому что в последний момент она выключила свет. А во-вторых, она разделась не полностью, сняв с себя трусики, и оставив юбку. Лифчик она сняла, когда была уже под одеялом. Наконец, после того, как между нами всё произошло, она тоже закрылась.
И вот передо мной лежала Циля, совершенно обнажённая, и то, как её видел было невероятно, феерически возбуждающе! Она была потрясающе красиво сложена. И первая мысль у меня была- царица! Ей в самом деле пошли бы царское ложе с пурпурными подушками, грумы с опахалами и подносчицы с вином и фруктами, оскопленные слуги и мириады эльфов, летающие вокруг неё с фонариками. Но даже на этой простой пружинной кровати она выглядела просто великолепно.
Передо мной была не девушка из провинции, а одалиска! От неё исходил фруктовый аромат, и её окутывало какое –то необъяснимое сияние. Неудивительно, что в том, что я чувствовал, было что -то от молитвы и преклонения одновременно. Не раздумывая, я сразу же присягнул храму её красоты, вознеся руки к мечетям её грудей и одновременно припадая к иконке между ног. Мы сплелись в упоительном соитии. А когда всё кончилось, долго лежали рядом, гладя друг друга. Боже, насколько это отличалось от того, что было с Наташей! Конечно, у меня с ней ничего не было! Я не врал! Отдохнув немного, мы снова и снова предавались любви.
Наконец, когда первая страсть была утолена, мы легли вместе и стали разговаривать. Я говорил, что теперь моя жизнь обрела смысл. Что я нашёл ту, с которой проживу всю оставшуюся жизнь. Циля без улыбки слушала меня. Возможно, она считала мою болтовню не слишком новой. А, может, даже хуже – неумной. Вслух, конечно, она ничего этого не сказала. Я наверно долго говорил, потому что когда посмотрел на неё в следующий раз, она уже спала.
Две ночи подряд я провёл у Цили. Она иногда выходила из домика, чтобы делать зарядку, а потом возвращалась и мы занимались любовью. За едой в столовую ходил я. Когда меня спрашивали кому вторая порция, я говорил – девушке, которая заболела, и этого, как оказалось, было достаточно.
В ансамбль я передал через Толика, что заболел. Мне поверили. Когда я возвращался к Циле, мы ели, рассказывали что -то друг другу, а потом снова ложились в постель.
Каких только открытий я не сделал в ходе детального изучения её тела! Оказывается, чуть ли не любое прикосновение губами к женскому телу, может вызвать стон, а некоторые поцелуи даже страстную судорогу! Потрясённый этими открытиями я только и делал, что целовал её. А Циля, только и делала, что вздрагивала, отдаваясь мне снова и снова! Но ещё поразительней было то, сколько Циля знала стихов! Да что стихов, она знала целые поэмы!
В перерывах между сексом она читала мне их, а я лежал и слушал: Есенин, Цветаева, Мандельштам! О, это было невероятный замес из физической близости и поэзии! Она говорила, я слушал, подперев рукой голову и затаив дыхание. Из этого состояния не хотелось выходить!
Не удивительно, что скоро мы оба завязли в любовном бреду, как две перцовые горошины в жестяном кювете. «Где ты был так долго?», однажды спросила она меня. «Сдавал вступительные экзамены в институт», пожал я плечами. «Я не про это, дурачок». «А про что?». Она долго и ласково посмотрела на меня. Потом, отведя глаза, спросила с улыбкой: «Сдал?». «Конечно, я ведь уже тебе говорил», просиял я. «И кем ты будешь?», тихо спросила она. «Банковским клерком, видимо». «Слава богу, мы не умрём с голоду в старости», всё с той непередаваемой иронией глядя на меня, закончила Циля.