Шрифт:
Потом я начал рассказывать ей про экзамены. Она так смеялась, что я всё прибавлял и прибавлял, выдумывая всё новые и даже несуществующие детали. Потом мы снова занялись любовью. А потом дремали, обнявшись. И снова сливались, проснувшись.
Иногда мы вдвоём выходили на улицу, чтобы подышать свежим воздухом или выкурить сигарету на двоих. Вообще –то Циля не курила, но иногда за компанию могла.
Репетиции и танцы в ансамбле тем временем продолжались. В какой -то момент я опять влился в состав. Но теперь, едва освободившись, я сразу бежал к ней. В клубе Циля теперь не появлялась. Иногда туда приходила Зоя. Посидев немного она, вдруг помахав всем на прощание ручкой, куда-то удалялась. Потом Зоя возвращалась, тоже одна. Однажды вечером, Циля, выйдя из своей комнаты постучалась к ней и спросила, где та была. Зоя ответила, что ездила в деревенский клуб смотреть итальянский фильм, а музыка ей уже надоела.
Наша мужская компания вдруг тоже распалась. Если раньше после репетиций мы всю ночь сидели в бильярдной, курили до одури и отпускали шуточки, то теперь, едва положив гитару, я выскакивал на улицу, выискивая в темноте узкую дорожку, которая вела к домику девушек. Зоя на моё частое появление в их жилище реагировала странно– здороваясь, она смотрела мимо меня, словно это был не я, вернее – я, но как бы ненастоящий, а настоящий я был где –то от неё на расстоянии. А иногда она меня будто вовсе не замечала.
Но однажды, когда я пришёл в их домик, а Цили дома не оказалось, мы с ней разговорились. Разговор вначале касался лишь отвлечённых тем, погоды и всего прочего. Но, разговорившись, она произнесла, сказав мне как бы между прочим:
– Я бы на твоём месте не теряла бы головы из –за неё!
– Ты про Цилю?
– А про кого же ещё!
– Но что ты имеешь виду? – Спросил я.
– Циля тебе разве не говорила, что …
Но как раз в этот момент скрипнула дверь, это вернулась с зарядки Циля и Зоя, шепнув мне: «ладно, потом договорим как -нибудь …», и скрылась за дверью своей комнаты.
И вот, наконец, пришло время, когда Авангард объявил, что группа закрывает сезон. Пора было собирать вещи, упаковывать аппаратуру и сматывать шнуры. Примерно за день до этого, Зоя, собрав вещи, внезапно уехала, никому, кроме Цили, ничего об этом не сказав. Я помню, как Циля, к которой она зашла попрощаться, вышла её проводить на крыльцо. И когда Зоя поцеловала её, она, рассеянно помахав её вслед ладошкой, сказала:
– Пока.
При этом на лице у неё было такое выражение, будто никогда уже в её жизни не будет ни веселья, ни радости, ни хорошего настроения.
Мы договорились с Цилей, что она поедет ко мне. Поэтому закончив грузить аппаратуру в автобус, я побежал за ней в домик.
Открыв дверь в комнату, я увидел, что она сидит на кровати с заплаканным лицом. Я начал утешать её, целовать, поглаживать и всё закончилось тем, что мы занялись любовью. Потом она рассказала, почему плакала: "девки, суки, уехали, бросив меня! Тоже мне подруги»! Тут она снова пустила слезу. Я опять начал её утешать. Это мне удалось, и Циля потихоньку стала собирать вещи. Я сидел и смотрел на неё, радуясь, что мне так повезло в жизни. Какая девушка! Я даже не отдавал себе отчёта, что везти-то её мне в принципе некуда. Дома жили отчим, сестра и мама. Куда ещё я собирался вместе с Цилей там пристроиться? Но в душе царил бесшабашная весёлость, присущая исключительно молодости: а, пробьёмся как-нибудь, думал я! Решим проблему!
Циля всё доставала и доставала вещи из шкафа, складывала и клала в чемодан. Всё было отлично, пока не достав какую -то шёлковую вещицу, она не уткнулась в неё лицом и не зарыдала вдруг снова во весь голос. Как я не пытался утешить на этот раз, мне это не удавалось. Она рыдала так сильно, что мне порой даже становилось страшно. Но постепенно её рыдания всё же начали стихать. Через некоторое время она уже не плакала, а лишь конвульсивно вздрагивала плечами, то и дело хлюпая носом. На какой- то миг, она вдруг затихла и а потом вдруг булькнула, покачав головой:
– Знаешь, Лео, я очень плохой человек!
– Что ты! – Удивлённо воскликнул я. – Ты – лучшая! Лучше тебя никого нет!
Она закивала головой, а потом вдруг сказала непонятную для меня фразу:
– Ну, и пусть всё идёт, как идёт!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ОТЧИМ
В город мы с Цилей ехали на том же старом автобусе, который перевозил нашу группу, а заодно и аппаратуру. Старик Зимкин ехал на переднем сиденье этого видавшего виды ПАЗика, Паша, Толик и Вилли расселись по бокам.
Мы с Цилей, прижавшись друг к другу, устроились на заднем сиденье. ПАЗик ревел, хрипя коробкой передач и выжимая из движка последнее. За всю дорогу никто из музыкантов никто в нашу сторону не обернулся, чтобы ободрить нас или сказать какое -то доброе слово. Конечно, возможно, они этого не делали всего лишь по соображениям такта. Но у меня было странное чувство, что они просто не хотят нас замечать! Может, это и было первым нехорошим признаком… Потому что всё дальнейшее можно было назвать только одним словом – ужас!