— Прошу прощения, сейра Абенаж, но Святой велел не тревожить его во время молитвы, — произнес мужчина.

Я начинала терять терпение.

При всем моем уважении, но я едва-едва сдерживала себя, чтобы не сесть в уголок и не устроить полномасштабную истерику. Мы с сердцем и разумом и без всего этого держались из последних сил. Я просто хотела уехать, убраться отсюда как можно дальше и зализать раны. Неужели я о многом просила?

Пальцы скользнули в специальный отдел меж складок платья, в котором всегда хранилась моя плеть. Все мысли до единой покинули голову, когда я схватилась за рукоятку, а затем резко вскинула руку вверх, и длинный кожаный шнур взвился над моей головой.

— Отведите меня к Святому, — приказала я клокочущим от эмоций голосом, сверкая глазами.

От плети слишком явно веяло тьмой, и священнослужители просто не могли ее не почувствовать. В один момент обстановка в молитвенном зале накалилась. Мужчины повскакивали с мест, напряженно наблюдая за тем, что последует дальше. А священник, на которого обратился мой гнев, потея, заозирался.

Я знала, что своим поступком нарушала с десяток, если не с сотню правил. Притащить в священное место порожденное тьмой орудие, а затем еще и угрожать священникам - это святотатство. Но что еще можно было ожидать от сестры злодея?

Ах, да. Я больше ему не сестра.

— Чего застыли? — процедила я, замахиваясь плетью. — Сейчас же отведите меня к Святому, иначе хуже будет.

Священники переглянулись и, наконец, от толпы отделился молодой мужчина и, с опаской покосившись на мою плеть, указал в сторону бокового прохода, скрытого за перегородкой.

— Прошу сюда, сейра Абенаж.

— Святой сможет с ней справится, ведь так? — услышала я шепот позади себя.

Ха… Я что и правда выглядела, как сумасшедшая злодейка, пришедшая попрать святыни?

Мой провожатый явно нервничал, ведя меня по узкому белоснежному коридорчику. Его движения были скованными, и создавалось ощущение, что он едва сдерживал себя от того, чтобы оглянуться на меня.

Пока мы шли, я скрутила плеть и вернула ее на место. Роль свою она исполнила, и как всегда не подвела.

Священник остановился у невысокой двери, толкнул ее, и мы оказались в небольшом внутреннем дворике. Высокие деревья с раскидистой листвой служили естественным барьером для солнца, меж стволов был сложен искусственный водопадик, обложенный круглыми плоскими камнями. Здесь пели птицы и сладко пахло цветами.

Уголок напоминал кусочек рая, и именно здесь на широкой золотой подушке сидел коленопреклоненный отец. Его ладони были сведены у груди в молитвенном жесте, а на губах играла спокойная и безмятежная улыбка.

Тревожить его в такой момент и правда казалось кощунством. А потому неудивительно, что мой проводник замялся, не зная, как доложить о моем визите.

— Вы можете идти, — бросила я ему и, перешагнув порог, ступила на траву.

Священник хотел было мне возразить, но встретившись со мной взглядом, кивнул и скрылся в коридоре, бесшумно прикрыв за собой дверь.

— Отец… — позвала я, ощущая, как эмоции вновь сковали горло.

Лендрис тут же открыл глаза и обернулся. Его брови сошлись в тревоге, и он поднялся.

— Азалия? Что произошло? На тебе лица нет.

В одно мгновение он оказался рядом и сжал мои плечи, с тревогой вглядываясь мне в глаза.

— Что случилось?

Поджала губы, которые стали дрожать, и зажмурившись, я выдала:

— Давай уедем. Уедем прямо сейчас.

— Хорошо, — поспешно согласился он. — Мы уедем сейчас же. Я прикажу собрать нам вещи в дорогу. Тебе что-то нужно взять из резиденции эрцгерцога?

Я помотала головой. Нет, туда я больше не вернусь. И ничего мне оттуда не нужно.

А ведь я предполагала, что такое может случиться. Но тогда почему не попрощалась с Несси? Я ведь хотела купить ей подарок перед своим отъездом…

Да, кого я обманывала? Пусть я и предполагала, что такой исход таинства возможен, но все же… Почему-то я все же думала, что, даже испив из кубка, брат не возненавидит меня. Но как вспомню его ледяной тон…

— Тогда я распоряжусь о приготовлениях, — произнес отец, но так и не отпустил меня.

Я молча кивнула, однако почему-то руки вцепились в его белоснежную робу и до побеления сжали ткань.

— Азалия, ты можешь рассказать мне, все что тревожит твое сердце, — осторожно проговорил мужчина. — Я выслушаю тебя.

Стиснув зубы, я опустила взгляд вниз.

О чем мне ему нужно была рассказать? О том, что я, как дура, влюбилась в мужчину, с которым мне не суждено быть вместе? О том, как я собственными руками уничтожила все драгоценные моменты в его памяти? О том, что я решила, что лучше он будет неуязвимым и живым, чем моим и мертвым?