Вновь свежим ветром была объята долина утром, где накануне случился бой с австрийцами. Дыма, шума и криков не было уже, когда Данило стал приходить в себя...

– Ну и напугал же ты нас, чертяка, - донёсся до слуха голос сидевшего подле Сержа.

Данило улыбнулся, угадав, что довольные друзья были подле. Он чуть пошевелился, но рана в плече тут же дала о себе знать...

– Лежи, - выдохнул Валерий.
– В шалаше мы уже, смазали тебя твоим же зельем.

– Не зелье это, - упрекнул Серж и засмеялся с ним же хором.

– Ради всего святого, - простонал Данило, расслабленно опустившись вновь на солому, на которой лежал.
– Глоток рому!

– Рому!
– прокричал из шалаша Валерий, и тут же в руку один из гусар вручил ему кружку.
– Хмм, ну может тебе и хватит, - пожал он плечами, а, поддержав голову Данилы, помог допить содержимое.
– Лучше?

– Лучше, - улыбнулся тот и положил руку у своей перевязанной раны.
– Письмо?

– Где?
– сначала было не поняли друзья, но Серж осторожно достал из своего кармана сложенное вдвое письмо, которое было продырявлено и всё залито кровью:

– Уж, извиняй, друг, но мало что уцелело.

– Слово люблю можно прочитать, - подбодрил Валерий и улыбнулся.

– Как чувствуем?
– заглянул в шалаш генерал и, видя окровавленное письмо и очнувшегося Данилу, покачал головой.
– Дурной знак... Долго нам биться ещё. Готовьтесь, ребятки, переезжаем дальше.

– Пошёл бы он с дурными знаками, - выругался встревоженно уставившийся на письмо Данило.

– Успеем написать ей ответ, - подмигнул Серж.
– Ты диктуй, я напишу. Всё объясним, переживать не будет!

– А может не сообщать, что ранен?
– предложил Валерий.

– Нет, она написала там, чтоб рассказывал всё, как есть, иначе сама придумает бед, - отказался Данило.
– Я же жив, в конце-концов! Велик русский Бог! Пишите!

Друзья скорее достали чернила с бумагой и записали всё, что диктовал приподнявшийся Данило. Не успевали всё написать вовремя. Пришлось прерваться, чтобы убрать шалаш и погрузить вещи в повозку...

Переход по времени казался долгим. Пока раненый Данило лежал в повозке, то вновь диктовал сидевшему подле Сержу, что написать. Ехавшие подле товарищи-гусары улыбались и восхищались подобными чувствами, делясь своими историями. Данило улыбался в ответ и всё с большим вдохновением диктовал, в конце добавив:

– Напиши... Душа моя, обещаю, буду осторожен, люблю, не насытиться мне тобою, не наглядеться на тебя. Шепчу, как всегда шептал и жду, жду того дня, когда увезу тебя с собой.

– Где ж ты будешь осторожен?
– удивился ехавший рядом верхом Валерий.

– Сына или дочь что будут, вырастить хочу, - взглянул Данило, взяв письмо от Сержа и перечитывал написанное.

– Сначала войну переживи!
– расхохотался вновь незаметно подъехавший к ним Пётр и пришпорил коня, отправившись ехать чуть дальше.

– Вновь австрийский корпус!
– проорал кто-то впереди, и гусары с криками подступающего нового боя ринулись туда.

Только и успел Данило спрятать письмо для любимой за пазуху... В считанные минуты, как вороны средь ясного неба, налетела вражеская сила, от которой пришлось вновь отбиваться. Повозка тут же была обстреляна. Солома в ней загорелась. Павший на землю Данило с душераздирающим воплем от боли поднимался...

Успел он оглядеть среди дыма и подбегающих австрийцев своих, кто падал, кто отдавал душу за будущую победу. Пошатнувшись на ногах от пронзившего его ногу выстрела, Данило вовремя был подхвачен вскочившим на коня товарищем...

Торопил Серж коня, на котором они были. Крепко держался одной рукой за пояс друга Данило, но чувствовал: силы и сознание вот-вот... покинут...

– Чувствовал, что силы и сознание вот-вот покинут, - плакала и читала полученное письмо Софья, а Анна, сидевшая на краю кровати подле неё, крепко обнимала за плечи, слушая дальше.
– Но хранят ангелы меня для тебя, душа моя. Верен тебе, верен государю, равнодушен к смерти. Нет для нас иных указаний, кроме, как сказано в пословицах. Велик русский Бог. Служи царю верой и правдой. Двум смертям на бывать — одной не миновать. Чему быть, того не миновать. Сколько боя ещё суждено впереди, но самый главный мой бой — за тебя. Жди меня, душа моя, приеду, расцелую, закружу в объятиях и поведу под венец! Война вряд ли продлится долго. Зимы у нас сильнее врага. Успеем сладить всё ко времени!

– Хорошо бы... Под венец, - мечтательно вздохнула Анна и достала свой платочек, помогая сестре вытирать льющиеся по щекам слёзы.
– Тише же ты... Головушка опять заболит.

– Болит уже, - проскулила Софья и от вдруг вошедшей в спальню матери вздрогнула, спрятав письмо за спину.

– Что происходит?
– удивилась та видеть горе на лице дочери, так и замерла у порога.

– Ничего, матушка, - тут же стала лепетать Анна.
– Голова опять болит у Софьюшки. Может быть отложим поездку? Прогуляемся в иной раз? Осень уж. Холодно, можно и заболеть!