Шрифт:
Пришпорив коня, Данило оставил её, оставил смотревшего ему вслед Петра. Оглянувшаяся на них Марта незаметно ушла к шалашу. Оттуда же сразу выехал верхом Валерий и, спрыгнув перед ней, заключил в объятия, чтобы не удалось ей вновь избежать его, как происходило весь день...
* - ментик — верхняя куртка с мехом
** - доломан — куртка без меховой отделки.
Глава 16
Кто знает нашу богомолку,
Тот с ней узнал наедине,
Что взор плутовки втихомолку
Поет акафист сатане.
Как сладко с ней играть глазами,
Ниц падая перед крестом,
И окаянными словами
Перерывать ее псалом!
О, как люблю ее ворчанье;
На языке ее всегда
Отказ идет как обещанье:
Нет на словах - на деле да.
И - грешница - всегда сначала
Она завопит горячо:
"О, варвар! изверг! я пропала!"
А после: "Милый друг, еще..."*
Данило пел песню, радуя сердца всех вокруг. Уже к концу песни все подпевали, поднимая кружки вина и водки, что маркитантки разносили вместе с женой одного из гусар.
– Денис стихи сочинил, а Данило музыку сложил!
– слышались слова Софье и чувствовались на ней взгляды.
– А он будто общается с кем через песни...
Она подала последнюю рюмку водки, которую наполнила из висевшего на поясе кувшина и поспешила уйти к своему шалашу. Не заботилась о том, что кто может увидит в таком жесте нечто неугодное. Следом за нею, отойдя сначала в сторону, а потом, будто просто прогуливался, отправился Пётр.
Не один Данило заметил это, а и цыганка, которая не так давно пыталась погадать ему и Валерию. Спешила она следом за Данилой, который направил шаг к шалашам, и схватила за руку:
– Обожди! Обмануть тебя хотят!
– Оставь же меня с гаданиями своими, - возмутился он, и цыганка отпустила руку:
– Я лишь предупредить хотела. Не знаю, кто обманывает и почему, но обман на пути.
– Не дадут ей покоя, - засмеялась стоящая в стороне с Валерием Марта, и тот, сняв её шляпку, одел фуражную шапку:
– Желал бы видеть тебя подле именно так.
– Ну тебя, дурак. Ты что?
– толкнула она его шутливо в грудь.
– Так и желаешь сердце мне разбить? Не выйдет!
– смеясь, кинулась она бежать прочь.
Занявшись начавшейся игрой, Валерий бежал следом, пока не поймал в объятия, захватив её губы в сладостный плен поцелуя...
– Данило?
– окликнула мамка Дина Данилу, спеша следом к шалашу Софьи.
Не слушал он ни оставшуюся позади цыганку, ни её. Он видел, как в шалаш за Софьей скрылся Пётр. Однако дойти же до шалаша будто не было суждено. Представшая перед ним горою мамка Дина раскинула руки:
– Не пущу! Моя девочка! Не для того воспитывала и растила! Занята она теперь. После придёшь, в другой день, да заплатить не забудь!
– Куртизанкой вырастила?
– огрызнулся Данило, бросив ей в ноги мешочек монет со своего пояса.
Только сделал шаг к шалашу Софьи, как оттуда вышел Пётр и сразу встретился с ним взглядом.
– Как хороша-то!
– расплылся он в улыбку и был тут же схвачен крепкими руками Данилы за ворот.
– Ты что?! Сдурел?! Дуэли захотелось?
– хрипел он, а доносившаяся до слуха музыка резко стихла.
Все заметили происходящее у шалашей, насторожились, поднялись с мест и молчаливо смотрели на то, что будет.
– Отставить!
– воскликнул вышедший вперёд генерал и указал в сторону приближающегося всадника.
– Гонец с вестями!
– воскликнул кто-то из офицеров, и Данило отступил от Петра.
Он достал из-за пазухи белую перчатку, тут же кинув на землю рядом, и поспешил скрыться в шалаше.
– Нет, - заметив его, рыдающая Софья вновь закрыла лицо руками.
– Что Пётр сделал?
– не смел двинуться с места Данило, а Софья рыдала:
– Выгнала я его, прогнала! Зачем Вы-то вновь явились? Что Вам нужно от меня? Зачем смотрите? Зачем поёте?
Она рыдала, заваливая вопросами, что вырывались из мучающейся души, а Данило крепко обнял и стал шептать так пылко, так пламенно:
– Милая, родная, не наглядеться тобой... Дышу тобой, живу тобой... Ты мне солнце в этом мире, что так жесток...
– Сумасшедший, - шептала через слёзы и от наслаждения Софья, будто была снежинкой в его жарких руках и таяла, растворялась в нём.