– Эта бедная девушка, кажется, через многое прошла, но я чувствую в ней стержень. Ей понадобится некоторое время, чтобы справиться со своими трудностями, хотя ее насиловали много раз, и чуть не довели ее мягкую натуру до самоубийства. Твоему другу придется проявить больше терпения, чем он мог себе представить.

Марк кивнул, указывая на Центуриона – маленькую собачонку, которая резвилась у их ног.

– А теперь, я думаю, мне пора собираться. Юлий и трибун скоро вернутся, и мне придется ненадолго посетить казармы.

– Ты думаешь?

Ее муж улыбнулся.

– Я не думаю, я знаю. У Эксцингуса был вид человека с каким-то незаконченным делом, когда мы видели его в последний раз, и я думаю, что это дело связано с тобой и мной.

Улицы Авентина были тихими, таверны и бордели в основном закрылись на ночь. Информатор осторожно поднимался на холм, держа кувшин с вином на сгибе руки, обходя темные лужи человеческих отходов, вылитых с верхних этажей инсул-пятиэтажек по обе стороны, с полдюжины фигур охраны крались в тени за его спиной. Он приобрел кувшин вина за несколько часов до этого по сниженной цене так, как его содержимое уже скисло. Вылив содержимое в ближайший слив, к в высшей степени оживленной обиде полудюжины попрошаек, он унес пустой кувшин, чтобы заменить его предыдущее содержимое совершенно другой жидкостью.

– Эй, иди сюда!

Информатор напрягся, услышав голос, но снова расслабился, когда понял, что это был Гай, спрятавшийся в тени дверного проема. Информатор скользнул в тень рядом с ним, его приветствие, произнесенное шепотом, было подчеркнуто обычным сардоническим тоном.

– Я потрясен. Большинство детей твоего возраста легли в свои кровати уже несколько часов назад.

Пацан обнажил зубы, что с натяжкой можно было принять за улыбку

– Большинству детей моего возраста не обещают золотой монеты за то, чтобы они просто присматривали за домом, пока ты не появишься. Где ты, ублюдок, шлялся? Мне пришлось показать свой нож двум грязным старикашкам, пока я сидел здесь и делал вид, что мне нечего делать. А что в кувшине?

– Я разбирал кое-какие вещи, готовясь к отъезду. В кувшине мой последний подарок моему старому другу. Или, так скажем, знакомому.

Мальчишка посмотрел мимо него на мужчину, возникшего из тени.

– Привет, пахан.

Силус ухмыльнулся своему сыну, его зубы казались тускло-белыми в темноте.

– Привет, сынок. Все тихо?

Гай кивнул.

– Все тихо. Те солдаты, которые были здесь раньше, зашли в ту парикмахерскую, погрузили какое-то барахло в свою тележку, а затем свалили обратно с Холма.

Эксцингус нахмурился.

– Я все еще не понимаю, зачем им понадобилась вся эта затея с парикмахерской. Предположительно, они уносили оружие, оставленное в лавке. Я слышал, что этим утром они разнесли ребят с банды Верхнего Холма на куски.

Пацан невесело рассмеялся.

– Впрочем, ничего хорошего из этого не вышло. Довольно скоро на улице появилась другая банда, которая объяснила владельцам лавок, что к чему, и поставила их на место.

Эксцингус грустно улыбнулся.

– Боюсь, так будет всегда. Ну что ж, перейдем к делу. Ты уверен, что никто не входил в дом и не выходил из него с тех пор, как ушли гладиаторы?

– Вообще никто.

– И все гладиаторы ушли?

Гай решительно кивнул.

– Несколько часов назад. Я их сосчитал. Все солдаты тоже ушли с холма, и этот парень в тоге и все его варвары, а также офицеры, которые обычно околачиваются рядом с ним.

Это означает, что Марк Валерий Аквила и его семья наслаждаются тихой ночью после того, что, должно было бы стать радостным воссоединением. Без сомнения, выпито много вина, которое должно облегчить твою задачу, Силус. Тогда вперед!

Нанятый головорез приглушенным приказом собрал своих людей и повел их через дорогу к стене дома. Они на мгновение остановились в его тени, затем быстро взобрались по гладким камням на верх и один за другим исчезли из виду в саду.

– Мы дадим твоему отцу несколько минут, чтобы сделать то, что должно быть сделано, хорошо, а потом я подойду и закончу работу.

Гай кивнул, с любопытством разглядывая кожаную сумку на спине своего работодателя.