Так начинается новый день их жизни, и Кате думать о ней не стоило бы. А всё потому, что она пробовала жить в воображаемом мире, делать вид, что ничего не произошло и по-мудрому говорила себе – это испытание, которое ты должна, обязательно должна пройти.

Поначалу это казалось легко. Просто закрывал глаза и представлял себе другую реальность, без трагедий и боли потерь. Но однажды ты всё равно просыпался, приходил в себя, оглядывался и понимал, что всё это дым – жалкие мечты и только, а жизнь – она иная. Жестокая и неумолимая.

После таких виртуальных дней и ночей Кате было ещё хуже, как алкоголику на утро пробуждения. Только нельзя это было из себя вытравить.

Вспоминать подробности своей жизни из прошлого было ещё худшим путём, чувство вины выкручивало душу. Ей казалось, что если она будет думать об этом, то не сойдёт с ума, а сгорит заживо.

Покачав головой, Катя вышла на пронизывающий ветер и, согнувшись, побрела вдоль дома, не отпуская взглядом Морти. В эту минуту ей вдруг почудилось, что она одна на всей земле. Она, да собака. Странные мысли, но внутри из-за них возник страх. Значит, она не так уж и одичала. Не способная в последнее время сосредоточиться и с кем-то поговорить, Катя всё же не хотела оказаться одной. А такие, как Влад, давали силы, вливая её мощным потоком.

Молодая женщина чуть улыбнулась. Ей нравилось думать о нём, казалось, что душа нехотя и хотя бы ненадолго возвращается к жизни.

***

Любимые кроссовки с ярко-жёлтыми шнурками оказались кстати, они подняли настроение. Иногда даже такая малость меняла утро.

Влад сделал несколько энергичных выпадов кулаком вперёд и в бок и подбежал к турнику.

Вот уже неделю он много занимался на свежем воздухе, зная, что запускать себя нельзя. Через полтора месяца боевая командировка в какую-нибудь восточную страну и нужно было за время отпуска не отрастить брюшко и не одеревенеть.

В пять утра, когда было ещё темно, он совершал пробежку по району и пустырям, которые в ближайшее время планировали застроить многоэтажками. Никто ему не встречался, и было много времени, чтобы подумать, побыть наедине с собой. А когда у тебя годовалый малыш и старший школьник – это вдвойне важно.

В семь, на рассвете, Влад заканчивал тренировку и возвращался домой, чтобы поднять Даниила и отвезти в школу. Марина же утром занималась только макияжем и причёской, даже на младшего почти не обращая внимания. Было заметно, что дети её раздражали, и ничего с этим она поделать не могла.

Сегодня утро выдалось ясным и холодным, чувствовался лёгкий мороз в окрестных низинах. Над землёй стоял парок, она остывала и тяжело расставалась с теплом прошлого лета. Зеленовато-оранжевое марево поднималось вместе с солнцем; густой иней, осевший на сухой траве и сброшенных деревьями листьях, засверкал голубым.

Влад с удовольствием остановился, глубоко и сильно дыша, и огляделся. В такие моменты он чувствовал энергию, берущуюся будто из ниоткуда. Она пульсировала вокруг, задевая его, заставляя быть с собой единым целым.

Молодой мужчина снова сделал несколько наклонов, взглянул на кроссовки, покрытые пушистым инеем, и улыбнулся.

Он вспомнил, как на следующий день после поисков Морти он купил в магазине самых необходимых продуктов и пришёл к Кате. Она долго не открывала, а потом отказывалась от хлеба, сыра и молока.

– Нет, так нельзя, - качал головой он, заходя в квартиру. Хозяйка бессильно стояла в дверях, обернув вокруг плеч пуховый платок. Было тепло, но она зябла и дрожала под его взглядом.

– Вы сейчас позавтракаете, а я буду свидетелем, - категорично отрубил Влад и стал раскладывать на столе еду.

Молодая женщина не отвечала, глядя куда-то за голое, без занавесок, окно. Потом она с силой разлепила губы и произнесла: - Я не хочу есть, спасибо.

Влад улыбнулся, и всё его лицо в доли секунды преобразилось, глаза вспыхнули зеленоватым пламенем.

– Спорим, захотите?

Он быстро огляделся, не дожидаясь от хозяйки разрешения, и после недолгих поисков отыскал на полках большую глубокую сковородку.

Катя повернулась к нему и, как заворожённая наблюдала за каждым действием мужчины – энергичным, сильным, уверенным. Выражение его лица оставалось сосредоточенным и в то же время благодушным.

Вскоре запахло сытной ароматной яичницей, и Катя ощутила боль в желудке от голода.

Он накормил её, напоил крепким сладким чаем и ушёл, пообещав на ужин приготовить куриный бульон или лапшу, и тогда ей останется только разогревать и есть.

Когда он уходил, она попыталась поблагодарить его, а вместо этого сцепила челюсти от судороги и расплакалась. Простая доброта резала сердце ножом, раня ещё больше, чем жестокость мужа и отца. Она чувствовала, что Влад имеет право многое узнать о ней, если помогает, но сейчас у неё не было сил ничего рассказывать.