–  Адель Хэндфорд, - сказал я.
–  Она училась у вас. Очень симпатичная. Блондинка. Умница. Часто попадает во всякие неприятности. Я слышал, что ее называют Адель-неломака. Ее ищет мать.

–  А вы ее...

–  Я друг семьи, - сказал я.

–  У нас почти две тысячи учащихся, мистер...

–  Фонеска, Льюис Фонеска.

–  Мне кажется, я вас где-то встречал, - сказал он, изучая мое лицо.

–  В кафе «У Гвен», - сказал я.
–  Я иногда завтракаю там, рано, как и вы.

Он вспомнил и удовлетворенно кивнул.

–  Думаю, что я знаю эту девочку. Не могу вам много о ней сообщить, - сказал он.
–  Очень смышленая. Ее направляли ко мне два или три раза за грубость учителю, и еще ее застали с мальчиком в кладовке за гимнастическим залом. Возможно, я не имею права говорить вам так много, но я думаю, у этой девочки проблемы.

–  Какого рода?

Куан закусил нижнюю губу и посмотрел в окно на белую стену. Потом принял какое-то решение и повернулся ко мне. Достал ручку из кармана брюк, взял желтую карточку, написал что-то на обороте и протянул мне. Я прочел: «Салли Поровски. Отделение по делам несовершеннолетних, Сарасота».

–  У вас есть адрес Адели?

–  У меня есть адрес, но он вам не поможет. Однажды я проезжал мимо по дороге домой. Это магазин принадлежностей для гольфа. Я остановился и спросил ее отца. Разумеется, там никогда о таком не слышали.

–  Но она ведь живет где-то с отцом?

–  Где-то жила.

–  А теперь?

–  Я дал вам имя человека, который может вам помочь. Я говорил с ее отцом один раз. Я попросил девочку, чтобы он позвонил мне, когда она получила первое дисциплинарное взыскание. Он говорил спокойно, вежливо. Сказал, что не может прийти, потому что работает, и что его дочь сама решает свои проблемы.

–  И это все?

Куан посмотрел через стекло в приемную, наклонился вперед и негромко произнес:

–  Честно говоря, в его голосе было что-то совершенно жуткое.

Отделение по делам несовершеннолетних располагалось в корпусе «С» трехэтажного комплекса в квартале краснокирпичных офисов на Фрутвилл-роуд, сразу за Таттл. В корпусе «А», согласно табличке, размещались бухгалтер, физиотерапевт, двое психологов, еще один бухгалтер и дерматолог. В корпусе «В» находились дантист, педиатр, гинеколог и кабинеты эпиляции и гипноза.

В маленьком вестибюле сидел дежурный, разбирая горы конвертов. На вид около тридцати лет, бритый, аккуратный, в очках и голубой рубашке без галстука, откровенный гей.

–  Салли Поровски, - сказал я.

–  Рад познакомиться, Салли. Я Мэри Эллен, - ответил он, улыбаясь и продолжая сортировать конверты.

Я молча посмотрел на него. Он прервал свою деятельность и посмотрел на меня.

–  Это была шутка.

–  Я понял.

–  Вы расскажете Соренсену?
–  спросил он.
–  Язык мой - враг мой.

–  Я не собираюсь рассказывать Соренсену, Мэри Эллен. Мне просто нужна Салли Поровски.

–  На самом деле я... Меня зовут Джон Детчен.

–  А меня Лью Фонеска. Вы не могли бы...

–  Ну разумеется. Наверх на лифте, второй этаж. Ее имя написано на боксе. Вам повезло: сейчас она на месте. Обычно они на колесах, вызовы на дом, в школы, в суд, вы же знаете...

–  Не знаю, Джон.
–  Я подошел к открытому лифту.

–  Вы правда не скажете Соренсену?

–  Останется между нами, девочками.

–  Вы ведь не интересуетесь?

–  Не интересуюсь.

–  Ну и хорошо, вы все равно не в моем вкусе.

Лифт медленно поднял меня на второй этаж. В нем пахло плесенью. Когда двери открылись, я увидел перед собой табличку: «Отделение по делам несовершеннолетних». Я вошел и оказался между двумя рядами стеклянных боксов, за которыми находились двери в кабинеты с табличками. Окон не было. Вдоль блеклых розовых стен высились полутораметровые стопки картонных коробок. Внутри боксов небольшие столы с компьютерами были завалены бумагами, папками, заставлены кофейными чашками. Сотрудники сидели только в двух боксах. На одной из стеклянных стенок значилось: «Салли Поровски».

Когда я подошел, она сидела ко мне спиной, глядя на экран монитора. Время от времени она поправляла очки и разговаривала сама с собой.

–  Салли Поровски?
–  спросил я.

Она вздрогнула, покачнулась на стуле и обернулась ко мне:

–  Боже, как вы меня напугали!

–  Извините, пожалуйста.

Она была моего возраста, может быть, лет сорока, может быть, чуть моложе. Крепкого сложения, симпатичная, со светлой кожей, короткими, темными, крупно вьющимися волосами и удивительным низким голосом. На ней была черная юбка, белая блузка и пиджак. На шее нитка тяжелых ярких бус.