– Раз уж она его поставила, разве дом теперь не принадлежит ей?

– Шшш! Какая тут связь? Разве у нее никогда не было дома? Майк Касседи был добр к этой женщине, и неважно, где она жила – в своем доме или в его, – гарантирую, что она никогда не почувствует разницы.

Этот вопрос о праве собственности на дом, не обремененный ни свидетельством о праве собственности, ни договором аренды, ни закладной, ни другими документами, которыми принято обвешивать недвижимость во всем мире, был очень кстати. Прежнего владельца, похоже, не было. По совету доброго священника, отца Джозефа, Касседи старательно пытался выяснить, откуда взялся этот дом; но, хотя его расспросы простирались на тридцать миль вверх по реке, а объявления об этом жилище были опубликованы в нескольких газетах между Бунвилем и Лексингтоном, никаких следов владельца обнаружить не удалось.

Так и вышло: к тому времени, когда наводнение полностью спало и грязь, покрывавшая сад Касседи, высохла настолько, что до нового дома теперь можно было дойти пешком, изгнанная семья вернулась в расширенные и улучшенные владения, а уважаемые знакомые стали осторожно говорить о нем как о доме мистрис МакКри.

Благословенна будь сия ноша. Даже в спешке своего бегства Касседы смогли взять с собой священнейших семейных покровителей, а что касается мебели, то они могли позволить себе лишиться тех немногих простых старых вещей, которыми обладали, учитывая, что в новом жилище их было вдвое больше, и к тому же гораздо лучшего качества.

Здание было не совсем в том месте, где хотелось бы, но с помощью своей упряжки и добровольной помощи соседей Касседи удалось поднять его на домкратах, пока оно не встало на нужное место. Когда семья, под поздравления друзей и к собственному большому удовлетворению, официально вступила во владение домом, а аккуратный Касседи со своей бригадой растащил разнородную кучу пиломатериалов, приютившую их на холме, и построил из нее забор, которому завидовали все соседи, люди даже начали шептаться, что Касседи выбиваются в люди, а отец Джозеф предположил, что благодарность будет уместнее всего передать приходу Святой Анны.

Но как приблизить или чем предварить открытие, которое переполнило чашу восторженных Касседи? Заявление о том, что мебель нового дома по объему и стоимости вдвое превосходит старую, не совсем соответствует истине. В одной из четырех спален (ни в одном доме на Скрипичной горе не было больше двух) стояла тяжелая кровать из черного ореха, с рессорами и матрасом, вполне сухим, несмотря на то что нижний этаж дома был насквозь промокшим. Изголовье кровати было высоким и богато украшенным изголовье кровати было высоким и богато украшено узорами, а боковины отличались необычной толщиной. В целом это был массивный предмет мебели, такой, какой мог бы иметь богатый человек, но совершенно не соответствующий обычным запросам таких людей, как Касседи. В самом центре высокого изголовья находился рельефный орнамент или щит, а на нем, свисая с небольшого крючка, висела картина, подобной которой в Фиддлерс-Неке еще не видели. Молодая женщина с русыми волосами, голубыми глазами, благочестиво возведенными к небу, и нежными руками, сцепленными в знак неизменной преданности, занимала раму из флорентийского золота, выполненную в форме подобия креста. Неудивительно, что потрясенная семья отнеслась к этой миниатюре и ее оправе с суеверной любовью. Для их простых умов она была одновременно символом и воплощением их новой жизни,

В течение нескольких дней соседи, вернувшиеся в деревню, были допущены к драгоценности. И только один из них выразил несогласие с тем, что это подобие святой, а когда отец Джозеф присоединил свое одобрение к общему вердикту, вопрос был признан решенным без всяких споров. Поговаривали даже, что сама святая Анна прибыла, чтобы взять Касседи под свою особую защиту, и вокруг дома бригадира начал собираться ореол святости. Конечно, это ему дорого обошлось, ведь достоинства и репутация всегда стоят дорого. Не было никаких сомнений, что столь уважаемый человек должен сделать для кюре больше, чем можно было ожидать от его менее удачливых соседей. Отец Джозеф, безусловно, придерживался этой точки зрения, и справедливости ради следует сказать, что Майк Касседи полностью ее разделял и трудился допоздна, чтобы поддержать свое новое достоинство. Дела его пошли в гору; вместо двух лошадей в течение года у него появилось шесть, а в качестве помощников были наняты двое крепких, здравомыслящих парней, так что со временем он стал самым преуспевающим человеком в общине.

В новой большой спальне, на роскошной кровати, под благословенной картиной, они поселили бабушку МакКри. Дружеский спор между матерью и дочерью был разрешен благодаря неожиданному высказыванию Майка.

Твоя мама займет эту комнату, кто же еще?" Действительно, кто же еще. Вся семья согласилась с тем, что это ее право, и не только потому, что она его "заслужила", но и по причине ее преклонных лет, ревматических болей и большой любви к ней, старушка была с любовью размещена в лучшей комнате.

– Дорогая, – сказала она дочери, – вы слишком добры к этой бесполезной старухе. Мне было бы приятнее, если бы ты и Майк, добрый, честный человек, устроились в ней.

– Ни слова, и не надо себя так называть, – ответила миссис Кэсседи, суетливо наводя порядок в и без того безупречном помещении. – Как бы мы с Майком выглядели, валяясь на большой кровати, а вы – на соломе. Мне было бы стыдно так поступать. Мы еще молоды, и наши кости отдыхают, где бы мы ни были.

В первую ночь, когда бабушка МакКри спала в большой кровати, она с трудом опустилась на колени у изголовья матраса и, поднявшись, коснулась картины тонкими, дрожащими пальцами. Затем она прочитала молитву и осенила себя крестом, чувствуя себя в безопасности и достатке, как никогда прежде за всю свою долгую, наполненную трудом жизнь. Не сам ли "Он" присматривал за ней?

В новой большой спальне, на роскошной кровати, под благословенной картиной, они поселили бабушку МакКри. Дружеский спор между матерью и дочерью был разрешен благодаря неожиданному высказыванию Майка.

– Твоя мама займет эту комнату, кто же еще?

Действительно, кто же еще. Вся семья согласилась с тем, что это ее право, и не только потому, что она его "заслужила", но и по причине ее преклонных лет, ревматических болей и большой любви к ней, старушка была с любовью размещена в лучшей комнате.