Шрифт:
— В чем дело? — спрашивает он, его голос спокоен и тверд, несмотря на ситуацию.
И это тот Винсент Романо, которого знаю я и весь мир.
— Чем ты занимался, Винсент?
— Винс, — говорит он с улыбкой на лице, и я должен отдать ему должное.
У него яйца больше, чем я когда-либо видел.
Я выпрямляюсь, подхожу ближе и достаю из рукава нож, который я захватил с кухни. Прижавшись к стене, Серджио дергается вперед, из его пасти вырывается рык, более дикий, чем мог бы издать волк.
— Сейчас, сейчас, — говорит Винсент, не сводя глаз с Серджио. — Мы все здесь друзья. Верно, Николайо?
— Нет, вообще-то. Я так не думаю.
И с этими словами я разворачиваю кулак и бью Винсента прямо в лицо. Серджио реагирует, отталкивается от земли, но падает прямо на лицо, благодаря тому, что я его связал. Я никогда не был бойскаутом, но у меня есть безумные навыки работы с веревкой и, судя по всему, с застежками-молниями.
— Это жестоко, — говорит Винсент, но его голос уже не так силен.
Вместо этого он слегка хрипит, и я хмурюсь. Я думал, что он лучше переносит удары. Он не так уж стар. Если подумать, то нехорошее предчувствие, которое я испытал на свадьбе Ашера, все еще не прошло, и я снова изучаю его.
За последние несколько месяцев он сильно похудел. Его лицо, которое раньше притягивало женщин, как кошачья мята, теперь слегка осунулось. Его глаза налиты кровью, а волосы стали чуть менее пышными. Не намного меньше, но все же… Это заметно, когда ты действительно сосредотачиваешься на нем.
Я заметил эти вещи на свадьбе, но это было скорее мимолетное наблюдение. В конце концов, на Винсента Романо просто так не пялятся, если только не хотят его трахнуть или получить по зубам от нетерпеливого солдата Романо.
И не то чтобы Винсент был каким-то диктатором, обделенным вниманием. Просто все — я имею в виду всех, кого он когда-либо встречал, — испытывают к нему безмерное уважение. Не думаю, что он когда-либо встречал кого-то, кого не смог бы очаровать.
И вот мы здесь — мой кулак в его крови и обвинения на моем языке, от которых я не могу отказаться. Что подумает Ашер? После неудачного покушения на Винсента он отправился в самое сердце территории Андретти, что должно было стать самоубийственной миссией. В тот раз никто даже не прикоснулся к волосам на голове Винсента. Я же, напротив, взял кровь.
И я бы солгал, если бы сказал, что моя реакция не была более сильной, более жестокой, потому что в дело была вовлечена Минка. Потому что я подверг ее опасности, и я скорее выйду из себя, чем смирюсь с этим. Тем не менее Винсент слил мое местоположение, и за это придется заплатить.
— Зачем ты это сделал? — спрашиваю я его.
— Что сделал? — смело спрашивает он, и в его глазах появляется жалость, которую я не понимаю.
С чего бы ему меня жалеть?
Возможно, именно так Винсент стал главой отдела исполнения наказаний. Играя в такие долбаные игры разума, как эта.
— Рассказал информацию о местонахождении убежища.
— Где на тебя напали? — спрашивает он с убедительной долей беспокойства в голосе. — Ты в порядке? Минка?
Кто-нибудь, дайте этому человеку гребаный "Оскар".
— Мы в порядке. — В моем голосе звучит яд. — Не благодаря тебе.
Винсент вздыхает, на его лице появляется покорное выражение.
— Знаешь, в чем твоя проблема, сынок?
— Я не знал, что у меня есть проблемы.
Он игнорирует мое отношение.
— Ты слишком осторожен.
— И у меня есть на это причины. — Я пристально смотрю на связанных мужчин, окружающих Винсента, — все они готовы и рады отдать за него свои жизни.
Лицемерие, на мой взгляд, очевидно.
Он снова игнорирует меня.
— И все же в самые странные моменты ты готов пожертвовать многим ради людей.
— Возможно, именно поэтому я осторожен. Я слишком многим пожертвовал ради других. Может, я устал от того, что меня сжигают? — говорю я, имея в виду жертвы, которые я принес ради брата и даже Наца.
— Возможно, — соглашается он. — Но это грустный способ прожить жизнь, не так ли?
Я хмыкаю в знак согласия, потому что как я могу с этим спорить?
— Послушай, Винсент. Прекрати нести чушь. Мы можем простоять весь день, а можем покончить с этим сейчас. Ты должен знать, что я не отстану. Почему ты выдал наше местоположение?
— Я этого не делал, сынок, — говорит он, и в его голосе столько чертовской искренности, что я на секунду ему верю.
Но кто еще мог? Кроме моих охранников, за которыми я слежу без их ведома, никто другой, ни один человек, не знает местоположение убежища. Никто. Только Винсент, мать его, Романо, и вот он говорит мне, что не делал этого?