Шрифт:
Одно из них и немаловажное — кормить себя.
Одевать по сезону.
Иногда лечить.
Иначе говоря, как-то поддерживать себя на плаву.
Но спасательный круг на этот случай вместе с трудовой книжкой мне почему-то не вручили. Может, просто забыли? А может, на мне они и закончились?
И что оставалось?
Ждать проплывающую мимо соломинку?
И хвататься за нее обеими руками.
Иначе река времени быстро и безвозвратно поглотит любого, не имеющего средств для собственного спасения.
Хотя у меня, как у всякого запасливо-порядочного человека, на этот счет имелся спасательный жилет — диплом об окончании провинциального вуза!
Но он к тому времени изрядно подмок и пришел в полную негодность.
Как, добавлю, и моя репутация от совершаемых мной раз за разом неблаговидных поступков.
А потому вряд ли кто мог мне чем-то помочь.
Разве что нагнать уныние на бдительного кадровика.
Потому нужно было плыть, грести самому.
Хоть вдоль, хоть поперек течения;
Работая всеми членами своего плохо тренированного тела.
Каждое мгновение.
Минуту.
Ежечасно и ежесуточно.
Бултыхаясь и изворачиваясь.
Чтоб не быть поглощенным несущим тебя потоком неумолимого времени.
…А что я вообще мог?
Немногое.
Выбор в таких случаях невелик: труд физический.
Или… с элементами использования собственного довольно среднего интеллекта.
При соответствующей оплате довольно среднего уровня.
Но вот тут-то диплом, даже очень подмокший, но с несмываемой гербовой печатью нашего пролетарского-колхозного государства, из поплавка превращался в грузило, не позволяющее всплыть в трудовой среде человеку с высшим образованием.
Даже сторожем.
Или слесарем ЖЭКа.
Людей с дипломом туда не брали!
Почему?
Догадайтесь сами.
Значит, была на то причина.
Какая?
Ответить решительно затрудняюсь.
Поскольку ответ на этот вопрос унесли с собой почившие в бозе ответственные лица партаппарата.
И тогда меня осенило!
Если начинать исчислять заново свою трудовую биографию, то с чистого листа.
Девственно чистого!
Без единого отпечатка!
Не подчищенного!
Не перелицованного из угрюмого прошлого.
И чтоб я на том месте был первый.
И сам по себе.
И без начальства.
Без трудового коллектива и членства в профсоюзе любого пошиба.
Без восьмерок в ведомости за регулярное посещение своего рабочего места.
Без премий за доблестный труд.
Без квартальных за перевыполнение.
Без отпускных, когда уже не знаешь, какой месяц и день на дворе.
При полной автономности и независимости!
Как братская Куба!
И мне тут же захотелось иметь свой флаг.
Собственный гимн.
И границу.
Отделяющую меня от остального мира.
Но без сторожевых собак и погранконтроля.
И чтоб никто туда и не подумал сунуться.
…Задача не из легких, но вполне выполнима, когда ты думаешь о полной свободе.
Наивно полагая, будто у тебя есть выбор.
В результате выбор мой пал, как стрела легендарного царевича, за городскую черту общенародной оседлости.
За колхозные поля…
В глубь земель отечества нашего…
В бездорожье…
Где и притаилось желанное существо с именем — Свобода.
Тогда как мне больше нравится хорошее русское слово — Воля.
Вот и вздумалось мне на тридцатилетием рубеже уйти на волю.
Обрести свободу.
Коль жизни без нее я в то время не представлял…
То была романтическая влюбленность в жизнь.
Не обремененную окружающими условностями.
И в себя!
Могущего все вынести, преодолеть, пережить.
Выплыть из любого водоворота.
Вскарабкаться на любую вершину и крикнуть оттуда:
— Люди! Как тут хорошо и свободно!
Когда вокруг тебя лишь небо, облака и орлы поднебесные!
…Вот о какой жизни мечталось мне…
После почти десятилетнего заключения в государственном учреждении.
Хотя и не обнесенного высоким забором с колючкой.
Но… не позволяющего глянуть выше того этажа, который был определен для тебя руководством.
А чтоб шагнуть на ступеньку вверх, ты должен был стать таким, как они — сидельцы верхних этажей.