И вот Яна сидит рядом с Бриком. Воцарилась неловкая пауза, но надо было что-то сказать в ответ, и она ухватилась за спасительную "собачью-кошачью" тему. Но, видно, невпопад. Б.Д. почему-то заговорил, что его собака постоянно на улице либо в гараже, как-будто Яна собирается его навестить, а животное будет мешать. При этом он густо покраснел и отвел глаза. "Не срабатывает ли здесь стереотип о том, что все русские женщины, мягко говоря, легкого поведения?-- промелькнуло у Яны в голове.
– - Я читала где-то, что консервативная и пуританская в своей массе Америка считает европейцев в конец распущенными людьми, да и таких "заверни - подол" дам повсюду немало... Ведь услыхал же это Мартин от своего знакомого, рассказав, что едет в Прагу на свидание со мной, что все русские женщины чуть ли не проститутки..." Вероятно выражение ее лица резко вернуло начальника к правительственным документам, и инциндент был пока исчерпан. Но Брика словно подменили -- время экивоков закончилось. На следующий день, когда Яна обратилась с очередным вопросом по работе, он просто рявкнул, обращаясь к Джеймсу: "Tы можешь ей показать, как создавать новую запись? Вот и хорошо, она меня не будет больше доставать.." , -- и он захлопнул дверь в свой кабинет. Это было грубо, но дипломатичный Джеймс посоветовал ей не обращать на это внимания, так как Брик всегда злой и не хочет ничего никому разьяснять. Джеймсу в начале его трудовой деятельности в Серийных было очень непросто, а сейчас он делает все шутя, играючи. Словом, начальство не желало Яну обучать, и с тех самых пор, она задавала вопросы студентам, Летиции, и училась на собственных ошибках. Все больше галочек появлялось возле очередного документа в списке. Одновременно происходило то, о чем Яна долго не могла вспоминать без содрогания. Без преувеличения, каждые 20 - 30 минут Б.Д. выкатывался из своего офиса, как упырь, и, злобно сузив свои глазки-буравчики, допрашивал: "Ну, Яна, как твои успехи? Сколько записей удалось проделать за это время? Как ты считаешь, какое у тебя среднее - арифметическое, и когда ты закончишь эту работу?" Она терпеливо отвечала, сколько удалось сделать, а по поводу ее темпов обьясняла, что ни одна библиографическая запись не похожа на другую: расхождения между тем, что лежит на полках, и тем, что она видит в записях, несомненно, варьируются, и на что-то тратиться пара минут, а на иные настоящие головоломки, чуть ли не по часу. При этом,обьясняя на чужом языке, Яна заикалась и краснела. В дальнейшем Мартин помог ей составить на правильном английском несколько фраз для того, чтобы дать Брику укорот. Яна держала этот листочек бумаги при себе на случай очередной атаки, но почему-то так и не воспользовалась им. Содержание написанного на нем было приблизительно следующее: "Не кажется ли вам, что продуктивность моей работы могла бы резко возрасти, не спрашивай вы каждые полчаса, сколько записей я сделала." В американском журнале она прочла выражение "новая для страны". Таковой, несомнено, она и была. Сколько времени должно пройти, пока она наконец поймет правила игры и особенности национальной работы? Никак язык не поворачивался назвать начальника фамильярным "Брик", как ему хотелось слышать. Он же не являлся Яне близким приятелем, каким был Летиции. Как известно, в английском языке нет формального "вы" и неформального "ты", также в английских именах нет привычных русским отчеств. Стало быть, более вежливым и уместным обращением ее казался "мистер Дабл" (тем более Яна успела заметить, что к педагогам в школе Алекса обращаются по фамилии, например "миссис Линдструм"). В один прекрасный день Брик просто озверел, решив, вероятно, что она над ним издевается: "Я хочу,чтобы ты называла меня Брик и только Брик!" Впредь ей пришлось пересиливать себя, произнося, как ей казалось, немного интимное "Брик ". "A то он бы начал биться лысиной об стены кабинета с пеной у рта..., " - поделилась Яна с мужем. " Пахала" Яна, не подымая головы. Вовсе не потому, что хотела выслужиться. Просто такое огромное количество работы ее подавляло, хотелось поскорее с ней расправиться и начать что-то новое. Да и время таким образом пролетало быстрее. Она всегда поражала свих прежних сослуживцев своей усидчивостью и темпами (не в ущерб качеству работы). Летиция советовала больше отдыхать, подтрунивая над ее "правильностью". "Яна, когда-нибудь надо сказать начальству "нет"! Ты что же, хочешь быть милой и приятной?" - замечала Летиция, выпячивая глаза-вишни, явно раздраженная усердием новенькой. Но Янина интуиция подсказывала, что военным в отставке разумнее говорить "да" и делать по-своему. Как-то не хотелось ей сидеть с разьяренным тигром почти в одном помещении. А с другой стороны... Петербургская подруга Ирина посоветовала высказать Брику по-русски все, что Яна о нем думала, -- "глядишь и полегчает". "A знаешь ли ты, что наше знаменитое словечко из 3-х букв на старом английском означает "чепуха, ерунда", я даже песенку слышала. Для них это просто набор звуков!",- просвещала Яна. Яна понимала,что она где-то перфекционистка, но в 37 лет было поздно менять свои привычки. Ее замучали мигрени и болели глаза. Сидела она тихо, как мышь, иногда переговариваясь с близсидящим Джеймсом. Он ей здорово помогал во всем, и больше никто. Джеймс посещал университетские классы истории искусства, рисования, скульптуры, английского, и им было о чем поговорить. Женская интуиция подсказывала Яне, что этот художник-романтик избрал ее своей музой. Пару раз, когда они сталкивались между стеллажами, Джеймс нежно проводил рукой по ее волосам, на что Яна не знала как реагировать. Она прекрасно отдавала себе отчет, что строит глазки всем мужчинам скорее по инерции, чтобы не потерять форму, - это у них семейное бежит в крови. Умные мужчины это понимали. Особенно неловко она себя чувствовала, когда Джеймс, подходя к ее рабочему месту, чтобы пояснить те или иные непонятные Яне шаги в работе, становился на колени, не желая сесть на стул. -- Пожалуйста, присядь, -- просила она его. -- Нет, нет, -- заверял ее Джеймс, -- так я абсолютно счастлив... В разговорах с ним ее поражало, как мало он знал о культуре России, вопреки своему сравнительно неплохому образованию. Создавалось впечатление, что слова Санкт-Петербург вызывают у коллег (кроме Б.Д.) только ассоциации с одноименным городом штата Флорида. -- Я не знаю, -- слегка заикаясь, тихо произнес Джеймс, -- насколько ты там в России сумела ознакомиться ну хотя бы с американской литературой, кино... -- Видишь ли, я росла за "железным занавесом", но несмотря на это давно знала так называемых хрестоматийных писателей, как Хэмингуэй, Фолкнер, Селлинджер, Драйзер,Стейнбек, Фицжеральд. Приехав в Америку, под руководством Мартина, я открыла для себя замечательного Дона Леви, неизвестного в России, Бернарда Маламуда, почти непереведенного на русский, Джоан Дидиан и многих других. -- Гм-м.. я никогда не слыхал о Доне Леви и Маламуде, странно... Иногда он показывал Яне свои последние рисунки, скульптурные работы, и она себя чувствовала как тогда, в далекой юности, когда работала в Академии художеств, окруженная богемой. О личной жизни своего нового приятеля Яна знала немногое: Джеймс никогда не был женат, снимал маленький коттедж в центре города, и постоянно навещал свою старенькую маму и сестер с племянниками в Сан-Франциско. Испорченная своим временем, Яна было заподозрила, что Джеймс - голубой, но он словно в опровержение, упомянул, что несколько лет прожил с женщиной, которая ушла от него, потому что он не имел серьезной работы. Теперь он бесплатно лечится от депрессии у университетского психотерапевта, -- как студент имеет право . "Я когда-то работал на стройке, хорошо зарабатывал, вынужден был командовать людьми, что противоречило моей натуре, и был несчастлив. А сейчас я мечтаю написать сценарий для кинофильма и отправить в Голливуд. Если им понравится, то заплатят несколько тысяч для начала... "

* * * Каждую неделю в серийные заглядывала молодая мужеподобная библиотекарь Мария и молча подходила к пластмассовому ящику с конфетами. Ухватив горстку, она улыбалась в пространство, как бы благодаря, и так же молча удалялась. -- Кто это?
– поинтересовалась Яна у Летиции. -- А, эта. Она заказывает для библиотеки книги по математике и инженерному делу, хотя сама закончила англиийское отделение, -- рявкнула Летиция в ответ.-- Кстати, ты получила ее мэйл с анкетой об этническом происхождении? Она же у нас активный деятель комитета по diversity (национальному разнообразию). Я написала, что принадлежу к испанской этнической группе! Яна уже прониклась важностью этого модного и политически корректного словечка (ну совсем как в совдепии пресловутая "дружба народов"). Заполняя анкету, она могла отмести себя только к расе Caucasians, что для русского уха этот набор звуков вызывал ассоциации лишь с жителями Кавказа. Не удержавшись, Яна попыталась пояснить это Летиции. Вышло довольно коряво, но та, с нездоровым блеском карих глаз, не спросив Яниного разрешения, тотчас же оставила сообщение на автоответчике Марии, что, мол, анкета составлена некорректно и ранит чувства национальных меньшинств. "Час от часу не легче, - лучше набрать в рот воды!" - расстроилась Яна. Далее в анкете распрашивалось довольно витиевато о моральном климате в библиотеке и уровне комфортности работающих в ней представителей разных этнических групп. "А, да ну их к черту! Я ведь тут только временная, да и рано делать выводы...". И она проставила, что "все благополучно в Датском королевстве."

* * *

Был еще один человек, работающий в подразделении серииных, -- Дик. Его полнота, пожалуй, превосходила габариты Б.Д. Чарльз Диккенс подразделял мальчиков на "мясистых" и "мучнитых". Так вот Дик принадлежал ко вторым. Его лицо было молодым и симпатичным, волосы совсем седыми, а живот расплывался по бокам тяжелыми складками. Джинсы не держались на положенном месте, а каким-то чудом существовали на ремне под животом, очень низко. Но зато его одежда всегда была безукоризненно опрятна, в отличие от Б.Д., и все телеса прикрыты. В ведении Дика находились микрофиши и микрофильмы, обрабатываемые в помещении серийных изданий, а также, "стол дежурных по отделу периодики", где на посту большую часть рабочего дня находились служащий и студенты- ассистенты, отвечавшие на вопросы читателей. Каждый день между 11-ю и 12-ю Брик, Дик и Летиция уходили на ланч. Яна была настолько поглощена своими "гавдоками", что, одуревая, мало обращала внимания на жизнь вокруг. Какие-то люди иногда заходили, что-то приносили. Яна никого толком не знала, зато заметила, что Б.Д. с визитерами - просто само очарование, этакий рубаха парень , весельчак и балагур.Чтобы не поправляться, она регулярно спускалась на 2-й этаж, возвращая материалы на полку, не пользуясь лифтом. На ланч Яна не выходила из здания, а быстренько перекусывала на своем же рабочем месте. Б.Д. указал ей на старые маленькие холодильник и микроволновку в углу помещения, на которой висело обьявление: "Просьба, не разогревать сильнопахнущие продукты! " Но ароматы различных кушаний то и дело дразнили обоняние, а порой вынуждали затыкать нос. Яна обычно пила дрянной машинный кофе с бутербродом, а затем сьедала какой-нибудь фрукт. В один прекрасный день Брик и Дик спросили: "А ты ела когда-либо в России кетчуп?" После такого вопроса Яне захотелось кого-нибудь из них поколотить. Относившиеся к еде с трепетом, они интересовались, что Яна готовит дома мужу - американскую еду либо русскую. Все пребывали в уверенности, что никакие другие кухни мира, кроме русской национальной, ее не могли привлечь. Брик как-то блеснул перед Яной своими познаниями русской кухни - "борщ, чай и картошка" и был страшно собой доволен. Приготовление пищи и ее поглощение были для него священны. Если студент или сотрудник отсутствовал на рабочем месте, то единственным приемлемым доводом для Б.Д. были голодные спазмы желудка бедолаги. Перерыв на ланч разрешался в любое нужное время, даже Яне. Длинный узкий коридорчик соединял отдел Серийных с так называемой переплетной, где хозяйкой была приветливая женщина, мать троих детей, по имени Дэбби. Яну ей вскользь представили вначале, но виделись они довольно редко. Из этой комнаты постоянно доносился счастливый девичий смех студенток-ассистенток, как отголосок другого мира. В конце Яниной второй рабочей недели, Б.Д., лукаво улыбаясь, поинтересовался, любит ли она ходить в рестораны, на что она ответила, что да, иногда, если финансы позволяют. Брови начальника взметнулись вверх: " Как же так, ведь твой муж профессор здесь, а они так много получают..." Яна не стала обсуждать зарплату Мартина, учительские зарплаты вообще и их семейные проблемы, -- это было более, чем неуместно на работе. 30-марта, когда время приближалось к ланчу, Брик, Летиция, и Дик собрались вокруг Яниного стола, и, к ее удивлению, предложили присоединиться к ним во время ланча. Приглашал Б.Д., торжественно и чинно, как будто речь шла о Янином первом причастии: -- Поскольку это наш первый раз, платить буду я, -- изрек он с гордостью. -- Да нет же, спасибо, не надо, я сама. -- Я настаиваю, -- щечки Брика краснели все больше. Летиция вмешалась в разговор: "Tы слышишь, Джена хочет платить сама за себя. Не ставь ее в неловкое положение..." Наконец вся компания выкатились вон из здания библиотеки. Яна могла себе представить, что со стороны они выглядели немного странно: два дюжих молодца, Брик и Дик, прямо-таки борцы сумо, которым каждый шаг давался явно с большим трудом, и две совершенно разные женщины постбальзаковского возраста: Летиция -- наполовину мексиканка -- низенькая шатенка с карими глазами, сильно упитанная, в строгом черном костюме, надетом несмотря на теплое мартовское солнце, и темных чулках; Яна - высокая и стройная, русоволосая, с серо-голубыми глазами (ее черная юбка в белый горошек и белая блузка выглядели слишком элегантно в данной местности). На территории университетского парка находилось несколько платных паркингов для автомобилей, как под открытым небом, так и в крытых гаражах. Были места, отведенные строго для преподавателей и сотрудников, где студентам останавливаться запрещали, зато первым предоставлялось больше прав и свобод при парковке, необходимо было только повесить на переднее стекло свой оплаченный талон-разрешение. Опаздывающие на работу либо учебу люди то и дело забывали об этом талончике, а иногда путали новый с прошлогодним. За такие ошибки расплачивались штрафным билетом, наклееным на переднее стекло. За год разрешалось лишь три подобных просчета, с аннулированием штрафа, но лишь после написания заявления в транспортную комиссию с приложением копии талона. Мартин, при его рассеянности, не раз писал обьяснение. Дик всегда парковал свой прямо-таки музейный кадиллак на ближайшей к библиотеке стоянке. Яна никогда еще не ездила на кадиллаке и с удовольствием плюхнулась сзади на удивительно мягкое кожаное сиденье. Летиция села рядом с ней, а "большие ребята" - вместе впереди. "Ты любишь китайский буфет?
– спросил Яну Брик,-- Мы собираемся там поесть." Тогда она была заинтересована попробовать различные кухни. Как абсолютно точно подметил писатель Василий Аксенов по этому поводу: "...Только разобравшись и освоившись в мире изобилия, эмигранты вспоминают о деликатесах русской кухни, критикуют американцев за недостаток гурманств и выискивают в русских лавках настоящий творог и настоящую селедку. Потом уже начинают считать калории..." * Но к этому Яна пришла не ранее, чем через 5 лет жизни в Калифорнии. По дороге в ресторан она узнала некоторые любопытные вещи о людях, с кем начала работать. Оказалось, что все трое хорошие друзья, и основой для их сближения послужил опыт службы в военно-воздушных силах США. Летиция несколько лет прожила на Аляске, где после ухода из ВВС устроилась на работу в небольшую библиотеку. Пухлые мужчины оказались профессиональными военными в отставке, продолжившими после свое образование, -- Брик получил Магистра в Библиотечной школе города Сан-Хосе, а Дик закончил исторический факультет университета в Сакраменто, где и остался работать в библиотеке.

Мартин всегда считал, что трапеза в китайском буфете чревата последствиями для желудка, и был прав. Обычно, стремясь попробовать и то, и это, сьедаешь больше, чем нужно организму, и после расплачиваешься недомоганием. Несмотря на то, что Яна по привычке сьела совсем немного, продукты наверняка не сочетались между собой, и она зареклась больше не есть в таких местах . Расправившись со своей едой, Яна стала поджидать своих спутников. Невольно взглянув на их тарелки, она пришла в ужас от количества пищи, поглощаемой Бриком: он загружал свою посудину не менее 3-х раз! Не пренебрег и десертом. Яна, почувствовала себя еще хуже, украдкой взглянув на часы - прошло полтора часа, а они еще даже не расплатились за ланч. Брик уловил ее замешательство, успокоив, что не так уж часто они выходят на такой долгий перерыв. Вел он себя с Яной, как истинный джентельмен - пропускал вперед, придерживал двери и помогал даже сесть в машину. "Все еще желает сохранить лицо как босс и мужчина",-- пронеслось в голове у Яны. Она сразу для себя решила, что хорошего - по-немножку. Эти походы вредны во всех отношениях, и в следующий раз она непременно откажется. Уважила коллектив в этот раз - пора и честь знать. Вернувшись в отдел, Яна не знала, должна ли она отработать часы длинного ланча, либо это была "производственная необходимость". Летиция покинула рабочее место в свое обычное время, и Яна решила не задерживаться тоже. Как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров. Было невозможно не заметить, что ее коллеги уходили на длинные ланчи почти каждый божий день. Яну настойчиво приглашали несколько раз, но под разными благовидными предлогами она отказывалась. Вскоре ее оставили в покое. Брик понимал, что Янино время коротко, деньги на нее университет мог в любой момент забрать, и поэтому в его интересах было использовать новенькую на полную катушку для выполнения вышеупомянутого омерзительного задания. Дебби из переплетной, проработавшая в библиотеке почти 30 лет, никогда не присоединялась к ним в походах на ланч и вообще держалась особняком от всей этой компании. И неудивительно, ведь Летиция ястребиным оком высматривала из своего темного уголка, что творится в переплетной: ведь Дэбби -- мать троих детей -- частенько уходила раньше времени (в комнате гасился свет), дабы забрать из школы младшую дочь, о чем

*Аксенов В. В поисках грустного бэби. М., 2005.

незамедлительно сообщалось Б.Д. Но он, по известным ему причинам, всегда держался на почтительном расстоянии от начальницы переплетной, не ограничивая ее относительную свободу. Итак, Яна вкалывала 4 дня в неделю, а по понедельникам все еще хаживала в свою школу. Одноклассники и педагог расспрашивали ее о работе, поздравляли и восторгались, что удалось устроиться так скоро. Яна же честно признавалась, что никогда еще в жизни ей не было так тоскливо на службе и что она живет только от выходных до выходных. Одна русская девочка пошутила, что, действительно, человек подчас не знает, что ему надобно; ведь Яна так мечтала начать работать в библиотеке и радовалась, что попала наконец, а теперь - страдает. "Мы, славяне, всегда печальны и пессимистичны. Да и гораздо приятнее плыть к намеченной цели, чем ее достигнуть", - последовал ответ. Мучаясь над "гавдоками", Яна усиленно пыталась из доставшегося ей свинства "вырезать кусочек ветчинки": во-первых, она работала по-специальности, росла профессионально, хотя и временно, но в дальнейшем, вероятно, удастся перескочить в другой отдел. Во-вторых, она зарабатывает немалые деньги - $14, 25 в час - огромное подспорье для них с Мартином. Это -- государственная служба, и ей сразу стали отчислять в пенсионный фонд. В - третьих, она могла добираться на работу на автобусах, а также ходить пешком до остановки и обратно, что немаловажно. Да и Мартин преподает в соседнем здании, забегает иногда, приносит ей шоколадку для поднятия тонуса. Где еще она могла бы иметь родного человека под боком? И в конце - концов, у нее получается 3 выходных дня! Даже в России этого не было. Летиция откровенно завидовала ее расписанию. Немаловажен был и социальный статус: когда люди слышали, где Яна работает, то смотрели на нее совсем другими глазами. Мысленно она представляла каждую библиографическую запись в виде беспризорного, немытого и нечесанного малыша, которого Яна легкими перстами приводит в порядок. А каково работать кассирам в супермаркете, пожарникам, полицейским либо в прозекторской? После таких сравнений ей становилось совестно и стыдно за саму себя. Приходило второе дыхание.

В то время в отделе серийных изданий одновременно работало три студента. Они почти постоянно держали включенным радио с поп-рок-музыкой сомнительного качества, истязающей Янин слух. И не только Янин: 40-летний волонтер Крэг, помогающий обрабатывать журналы в течение 10 лет, всегда сидел мрачнее тучи. Сын богатых родителей, Крэг ежедневно приходил помогать отделу, лишь по настоянию своей матери и брата. Трудовая деятельность помогала задержать развитие тяжелого психического заболевания. Начальник настойчиво советовал Яне соблюдать табель о рангах, в особенности со студентами. Он также разрешал Яне и Летиции работать в наушниках, слушая свою музыку или радио. Изредка среди студентов велись интересные беседы, особенно когда в них принимал участие Джеймс. Брик периодически выползал из своего кабинета проверить, кто что делает. Делал он это крайне неуклюже, в своей обычной манере майора в отставке. Ведь всю студенческую работу распределяла Летиция, контролировала и следила она. Вмешиваясь, Б.Д. только вставлял палки в колеса. Поэтому частенько, когда босс начинал приставать к студентам, Летиция, в полумраке своего рабочего места, быстренько набирала его номер телефона. Услыхав звонок, доносившийся из его кабинета, Брик сразу кидался туда, забыв о чем говорил студентам перед этим. Ему ни разу не пришло в голову, что его разыгрывают, когда приходилось с досадой вешать трубку. Отношения Брика, Дика и Летиции были крайне неровными - от свойских и задушевных до открытой конфронтации. Но совместные походы на ланчи, казалось сглаживали все шероховатости между ними. Яна заметила со временем, что Летиция и Дик в весьма близких отношениях, и, похоже, собираются пожениться. Они периодически исчезали надолго вдвоем в рабочее время, что вызывало справедливый гнев начальника, либо обнимались прямо в отделе, в темном углу. Говоря языком военных, налицо было разложение личного состава. Но гнев Брика был бурей в стакане, так как свидания продолжались. Яна бы никогда не стала распространяться о личных взаимотношениях этих людей, если бы они не оказали в дальнейшем влияние на ее собственную жизнь. Ей забавно было наблюдать, как Летиция, взбешенная выговором Брика за закрытой дверью его кабинета, бежала после к Дику делиться обидами и затем они обьявляли Брику бойкот, демонстративно уходя вдвоем на ланчи, оставляя его одного кушать из судков, приготовленное женой. Для него это было самым болезненным наказанием. Нередко за глаза и в глаза Летиция и Дик насмехались над своим приятелем. "Брик, -- громко и при всех интересовался Дик, -- а есть ли у тебя хобби, кроме игр в Интернете? Какую музыку ты слушаешь помимо военных маршей? " Ничего членораздельного в ответ нельзя было услышать, -- лишь поскрипывание старого грязного кресла. Яна рассчитывала проработать до конца апреля, когда вдруг Б.Д. сообщил, что вытребовал у адмиистрации дополнительные деньги на нее, почти до конца мая, мол Кэтти получила полную ставку на 5-й этаже, в административнй части. Так что в отделе высвободились деньги на почасовика. Кэтти покидала свои вещи в коробку и вышла, не попрощавшись ни с кем. В один из этих дней Maртин, просматривающий за завтраком местную толстенную газету "Сакраменто Би" (Пчела Сакраменто), привлек внимание жены к огромной статье на первой полосе, посвященной русским и украинским женщинам, вышедшим замуж за американцев. Тон этой публикации явно не делал чести русским и украинкам. На всех приехавших сюда вольно или невольно ставился большой штамп: вышла замуж по расчету, из-за грин-карты и американского гражданства!!! Яна расстроилась и поспешила на работу, не задумавшись о том, что, по сути, в этой библиотеке, под перекрестным взглядом коллег, она представляла собой необьятную матушку-Россию. Приехав на работу, Яна, как и обычно, пошла в дальний угол серийных к холодильнику положить туда свой ланч. Возращаясь к своему столу она поздоровалась с Летицией, буквально вытаращившей на Яну свои глаза-вишни. Раздалась пулеметная очередь личных вопросов: "Читала ли ты сегодня "Сакраменто Би" ? Что ты об этом думаешь? Знаешь ли ты кого-нибудь из русских, познакомившихся с будущим мужем по Инернету? А твои одноклассницы в школе?" На лице у нее было написано: "Ага, попалась, пташка! Нам и так здесь женихов не хватает, а вы нам создаете нездоровую конкуренцию..." Яне пришлось отделаться общими фразами, что, мол, у каждой женщины своя история, лично она познакомилась с Мартином в Петербурге, когда он был там на конференции, а у одноклассниц ей неудобно спрашивать, где они познакомились. В тот день проходило бурное обсуждение этого вопроса между Летицией и Бриком, и Яна сидела, как на иголках. Она слышала разнообразные гнусноватые намеки, но не подавала виду, что они ее волнуют. Любимым выпадом Брика был: "Но у нее же муж - университетский профессор, много получает... Я считаю, что в университете могут преподавать только те, кто ничем другим в жизни заняться не сумели, неудачники. То ли дело работа адвоката, например..." "О, боже,-- думала Яна,-- и этот человек работает в университете уже около 25 лет! Неужели все здесь такого уровня ?" Неисправимая идеалистка, oнa воображала себе университетскую библиотеку если не очагом культуры, то хотя бы ее рассадником. Maртин ей всегда говорил, что в Америке работа педагогов давным-давно не уважаема. Здесь так рассуждают: "Если ты такой умный, то почему ж не богатый?". А многие студенты Maртина "делают" больше денег, чем их профессор физики, уже на своих первых временных компьютерных работах. Некоторые подходят к нему, спрашивая: " Доктор Дaнкоф, а что Вы здесь делаете? С вашими способностями и интеллектом!" На что Мартин обычно отвечал:"Мне посчастливилось заниматься всю жизнь тем, что мне нравится..." Вскоре после освобождения Кэттиной должности, ее разрекламировали в Интернете в качестве вакантной. Заявления от кандидатов принимались до мая месяца, и Яна подала его на всякий случай. Хотя ее сердце восставало против этого, но разум твердил, что надо попытаться зацепиться в этой библиотеке, хотя бы для будущего резюме. И опять же практика по интервью - попытка не пытка.

* * *

В середине апреля, это было во время студенческих пасхальных каникул, Яна отпросилась на несколько дней в отпуск. Почему каникулы в учебных заведениях проходили до Светлого Христова Воскресенья, а не после, - ей никто не мог обьяснить. Старому Джону становилось все хуже и хуже, и Яна с Мартином сорвались в Техас. Вновь остановились в той же маленькой гостинице. Воздух кишмя кишел тропическими насекомыми, огромными летающими жуками, которые оставляли на переднем стекле машины безобразные бурые следы. На этот раз атмосфера в доме Жозефины накалилась до предела. Очевидно было, что между мужем и женой неладно. -- Я ему сказала: Джон, ты садись в свою машину и поезжай в любую сторону, а я сяду в свою и поеду в противоположную, куда угодно...
– негодовала Джо. -- Мама, что происходит, ведь еше полтора года назад, когда отец рвался переехать в другой штат, ты категорически отказалась покинуть этот дом, помнишь? -- Ну да, конечно, сколько же можно было мотаться по стране? Да и у меня тут друзья... На щеках Джо пылали красные пятна, и она неоднократно срывала настроение на Мартине. Между матерью и сыном произошел пренеприятный для всех разговор: после посещения Мартином лечащего врача старого Джона, оказалось, ко всем заболеваниям, у старика нашли низкий гемоглобин и авитаминоз из-за плохого питания. Кухонные шкафы в доме были заставлены консервными банками с супами, овощами и фруктами. Свежих и качественных продуктов старики практически не видели - Джо явно экономила и силы для готовки, и деньги. A может просто не понимала, что полезно и что вредно. Сама она в ресторанах почти всегда заказывала традиционный гамбургер и картофель фри, что никогда не смогла доесть, щедро делясь половиной со своей собакой. Когда Джона мыла под душем медсестра, и он не слышал разговоров, Мартин упрекнул мать в ее легкомысленном подходе к уходу за больным отцом. -- Ему нужен арбуз? Но они сейчас такие дорогие! У меня нет таких денег! -- Мама, побойся бога! У тебя-то нет денег? Постыдись говорить такое Лорейн... Хочешь я тебе дам денег? Ты ведь себе не простишь, если не сделаешь все возможное для отца - он для тебе никогда ничего не жалел... Да и сильные витамины ему нужны! Яна с Мартином вздохнули с облегчением, добравшись до гостиницы. Не выдержав, Яна процитировала свою покойную бабушку, говорившую, что самая неразумная экономия это экономия на еде -- всегда выходит боком. -- Понимаешь, мои родители - дети Великой американской депрессии, и выросли в страшной нищете. На отце это никак не отразилось, и он, когда разбогател уже в 70-х, всегда с легкостью расставался с деньгами. А мама, как ты наверняка уже заметила, всегда покупает продукты на распродаже, выгадывая даже какие-то 10 центов. Для нее деньги остались еще теми, дореформенными, когда на 25 центов можно было купить билет в кино. Она никогда не купит картофель в ближайшем Брукширс, если в Волмарте он чуть подешевле. Она выросла в семье польских эмигрантов, где было 9 детей. Проучившись несколько лет в школе, ей пришлось ее бросить, так как у родителей не было 25 центов на спортивный костюм для уроков физкультуры. Представляешь - только 25 центов! А ведь мама была одной из самых способных учениц, никогда не делала ошибок в правописании! Еще она обожала прыгать через скакалку, и ей не было в этом равных... После ухода из школы, в 13 лет мама пошла работать на прядильную фабрику. Приходя домой, она сьедала лишь один маленький кексик и выпивала стакан кока-колы. Все! Вся семья существовала на натуральном хозяйстве - огород, кролики, индейки, но все мясо шло братьям Джо... Когда я был маленьким, мать постоянно недоедала, отрывая от себя еду для меня. Они с отцом сьедали один бутерброд в день на двоих. В конце концев в школе заметили, что я превращаюсь в доходягу, и назначили мне дополнительное питание. У нас никогда не было новой одежды -- донашивали после родни, а мне перешивали женские блузки на рубашки, от чего я дико комплексовал. Если теперь кроссовки, как правило, стоят дороже ботинок, то в то время было наоборот, и я стеснялся своей обуви. Ты не представляешь, в каких жутких условиях мы жили с родителями: туалет на дворе (как и у вас на даче под Петербургом до сих пор), ни отопления, ни горячей воды, а зимы в Нью-Джерси всегда суровые. На нашей кухне стоял масляный обогреватель, тепло которого проникало лишь в мою маленькую спальню,-- дверь в спальню родителей всегда была закрыта, так же, как и в гостиную. Я и не подозревал, какая холодина у них до того дня, когда мне понадобился носовой платок: в спальне - было холодно, как на улице! До этого мы жили в доме бабушки, где я спал в одной кровати с дедом. Он был хороший человек, но горький пьяница. Шестилетний, я приходил за ним в бар (Вы видели Вильяна Стампа?) и, умирая от стыда, тащил домой. Всю ночь меня преследовал запах перегара. Мои родители много работали, да и по молодости им было не до меня. Маму во многом заменяла бабушка, мы были очень близки, и, когда она умерла, для меня это стало большой трагедией. Мне было тогда 7 лет...

Старый Джон, измучившись болями в костях и своим бессилием, хотел умереть. Оставшись со свекром наедине, пока Джо и Мартин уехали в город по делам, Яна пыталась, как могла, развлечь старика. Он сидел в инвалидном кресле, в вязаной шапочке, и смотрел свой любимый исторический канал. Они заговорили о книгах. -- Я собрал за жизнь неплохую библиотеку... всегда обожал книги. Ты знаешь, благодаря книгам тебе может принадлежать весь мир! Я сам когда-то выучил механику и какое-то время преподавал ее в колледже...Посмотри там, на полках слева, у меня хорошие энциклопедии. Забери в Калифорнию все, что тебе нравится. Мне уже ничего не нужно... -- Ой, нет, не говорите так, у вас же есть замечательный внук, которому надо все показать и еще многому научить - эти книги, столярные и слесарные инструменты в вашей мастерской... Хворобы скоро пройдут! Вы всем нам очень нужны! -- Нет, все поздно уже, пора на покой, -- он с досадой махнул рукой.
– - Как поживают твои родители? Что ты им купила в подарок? Здесь, в Техасе, хорошие магазины. -- Я купила маме и тете очень удобные туфли фирмы "Доктор Шольс", слыхали о таких? А племянницам джинсы: ваш сын залез на верхнюю полку в магазине, чтобы достать пару самого маленького размера... -- Здорово,-- оживился Джон, -- "Доктор Шольс" -- это отличная обувь, разработанная когда-то специально для медицинских работников, долгое время проводящих на ногах. Я так рад, что у твоей мамы будут такие туфли... На следующий день Мартин, Джо и Яна посадили Джона в машину, а инвалидное кресло сложили в багажник. Они повезли его на любимое озеро вдохнуть свежего воздуха и полюбоваться весенним пейзажем. Поля вокруг Бонама запестрели яркими тонами. Ласково обвевал ветерок. Мартин толкал вперед тяжелое кресло. Но через десять минут прогулки, Джон еле шевеля губами, с мукой в глазах, попросил отвезти его обратно. Вернувшись домой, все поняли, что лучше было его никуда не тащить: тряска в кресле по неровностям дороги причинила старику дикие боли. Ведь на его теле, поедаемом раком, не осталось ни жиринки. Мартин подозревал, что рак простаты перекинулся на кости... Каждый вечер в дом Данкоф заходила Лорейн - друг семьи. Невысокая, хрупкая женщина, она держала небольшой салон красоты прямо напротив своего дома, где всего за два доллара делала замечательные стрижки. Немного дороже Лорейн брала с местных старушек за перманент и окраску волос. Старому Джону она красиво подстригала волосы почти каждый день, а когда его надо было везти к врачу, Лорейн на руках переносила старика из кресла в машину. -- Лорейн мне как дочь, -- рассказала Яне Джо, -- мы уже столько лет неразлейвода, если она не успевает к нам зайти, то непременно звонит. Ты не представляешь, как у нее сложилась жизнь: ее родители-баптисты выдали ее замуж за Дэвида, 18-летнего сына своих друзей, когда ей едва исполнилось 15. Тогда молодые не смели протестовать. Мужа Лорейн никогда не любила. Он такой у нее скупой - все заработанное откладывает в кубышку, не дает ей даже на продукты! Но прожили худо-бедно 40 лет вместе и вырастили двоих дочерей. Уже есть внуки. Каждое воскресенье Лорейн поет в хоре своей баптистской церкви - это ее отдушина. Да и старина Джон... -- Вероятно больше вы, нежели Джон?
– не поняла Яна. -- А, чего уж тут скрывать, -- рассмеялась Жозефина, -- мне давно ясно, что она в него влюблена. Пускай женятся, когда я умру - она славная женщина, да и на 25 лет моложе его. -- Да брось ты, мама, - вмешался Мартин, -- что за разговоры? Просто отца уважает вся округа, он стольким помог, когда вышел на пенсию. С его золотыми руками, то одно починит, то другое и никогда ни с кого не брал ни пенни... -- Джо, расскажите мне о баптистах в Техасе, я ничего о них не знаю... -- О, здесь их полно. Говорят, южные баптисты сильно отличаются от северных. Я- то всегда была католичкой и их не понимаю. Танцевать для них, пожалуй, больший грех, нежели пить и курить. Даже на свадьбах не танцуют! Представляешь, могу посплетничать, перед тем как дочка Лорейн выходила замуж, ее повели к гинекологу на освидетельствование... Ты понимаешь о чем это я? -- Простите, нет. -- Ну сохранила ли она девственность перед свадьбой или нет. Эта проблема так сильно волновала Лорейн, что она таскала к врачу своих обеих дочерей, - слава богу, обе были невинны, а то бы им не разрешили надеть белое платье. И что ты думаешь, младшая, Викки, развелась и завела роман с мужчиной, который на несколько лет старше Дэвида, ее отца. Им негде было жить: Дэвид и Лорейн отказали им в доме без регистрации брака, а ведь у Викки уже было двое детей! По иронии судьбы, когда они все же поженились и разбогатели, Дэвид оказался на работе под начальством своего тестя... -- Вот так истории у вас здесь, в Техасе! Покруче, чем в России! А на дворе уже 21-й век. Я заметила, что и Лорейн, и Дэвид часто выходят покурить, несмотря на церковные запреты. -- Да, Техас это как государство в государстве. У вас подшучивают над чукчами-эскимосами, а у нас полно анекдотов о техасцах. Хотя такие города, как Даллас, Остен, столица Техаса, славятся своими универститетами, театрами и культурой. Нам с тобой стоит там побывать, -- отозвался Мартин. -- Это в Далласе убили Кэннеди? По крайней мере, меня шокировало несколько раз то, что я заметила здесь на дорогах: машина едет на полной скорости по фривэю, вдруг резко останавливается и ее водитель чешет рукой затылок, мол, в какую ему сторону свернуть!!! А что прикажете делать тому, кто несется вслед? -- А, это наши местные ковбои, -- рассмеялась Джо.
– - Кстати, надо тебе показать ресторан неподалеку, где они ежедневно собираются. -- А мы останавливались с Мартином, но было закрыто. Я заглянула в окно полюбоваться интерьером: там были натыканы рога и ковбойские шляпы... Вы знаете, Джо, что я вступила в клуб любителей вина? -- Ты шутишь? -- Вовсе нет. Мы с Мартином обедали в том самом ресторанчике, где были с вами и я захотела красного вина. -- О, детка, какое вино - у нас в Техасе сухой закон, за выпивкой все ездят в близлежащую Оклахому, где наша собака Леди родилась. -- Вот именно, поэтому официантка сразу предложила нам заполнить бумажку для членства в клубе и заплатить 5 долларов, после чего с победным видом принесла бокал отвратительной бурды. -- Ой, не могу, держите меня!
– Покатывалась от смеха Жозефина.
– Наша девочка получила свое первое членство в Америке... А я, кстати, по-молодости любила выпить, и, быть может, поэтому Джон перетянул меня в этот штат с его сухим законом... В этом местечке, за неимением компьютера, на печатной машинке свекра, Яна заполнила анкеты для отдела кадров университской библиотеки, только уже на постоянную должность. Мудрый старый Джон сказал, что уверен в ее счастливом будущем в этой стране, где у всех столько возможностей! Словно в ответ в ее голове возникли строчки из песенки:"Жизнь, она повсюду та же самая,-- дни свои прокашлял - и гудбай..." В последний день перед отьездом было по-летнему жарко. Джо попросила покосить траву на лужайках вокруг дома: она очень следила за этим. Тем более что приближалась Пасха. На кирпичной стене дома Яна увидела громадного паука величиной с ее кулак и сфотографировала его для друзей. Инвалидное кресло Джона выкатили на солнышко. Старик грустно смотрел, как молодые выполняют его работу. Мартин и Яна по очереди развлекались ездой в электрической газонокосилке, скомбинированой когда-то Джоном, - сиди себе, езди по кругу, а она сама косит. Джо сфотографировала их на память. Напоследок Мартин полил траву на заднем дворе, а Яна подстригла громадные кусты перед домом специальными садовыми ножницами. В день католической Пасхи Мартин и Яна возвращались домой в Сакраменто, подавленные увиденным в доме родителей. Дорога с двумя пересадками была утомительна. Угнетали и дурные предчувствия. Но впереди был рабочий день.