Она вытянулась на трех креслах самолета, и попыталась разложить по полочкам события последнего месяца. С чего началась эта сумасшедшая гонка? Ну да, с тех пор, как, вернувшись с работы, в конце мая, она обнаружила пакет экспресс-почты, брошенный на коврик под дверью ее квартиры. Все-таки Мартин добился разрешения на визу. После долгих бюрократических проволочек, они мало надеялись на благополучный исход. Пришлось всем обьявить о предстоящем отьезде - и на работе, и родителям, хотя билет на самолет она купила лишь 3-го июля, уже имея визу в руках. Мартин умолял ее вылететь как можно быстрее, а иначе бы она так не спешила.

Мама призналась, что до последнего момента они с отцом надеялись, что Яна не сумеет выехать: что-то помешает, остановит. Хорошо, что она успела закончить компьютерный набор папиной монографии за несколько дней до отьезда - он так этому радовался. Частенько засиживаяась в библиографическом отделе библиотеки Консерватории до 11 часов ночи, она затем неслась по каналу Грибоедова к родителям на Фонтанку. Белые ночи были в самом разгаре, и набережные заполнены прогуливающимися людьми. Передав отцу отпечатанные страницы и получив новые взамен, Яна садилась в метро "Технологический Институт" и ехала до станции "Парк Победы" в свою однокомнатную квартирку на первом этаже, где рыжий кот Васька жалобно кричал под дверью, тоскуя по хозяйке...

Измученная небывалой жарой в Москве и хождениями в Американское консульство, Яна, вернувшись в Питер, "перешла на автопилот". В суете сборов и беготне, она успела провернуть отвальную на работе, затем с родителями и крестной, даже погулять на свадьбе троюродной племянницы; навестила всех своих любимых старушек и отправила кота Василия к тетке на дачу... Верная подруга Наталья согласилась наведuваться в Янину квартиру и поливать цветы.

"Все будет хорошо, -- упорно повторяла она себе в самолете, -- ведь мне ни с одним мужчиной не было так спокойно и надежно, как с Мартином. Я ему полностью доверяю и ничего не боюсь. Как там у Цветаевой: "Только доверчиво, не сопротивляясь, в полной кротости: или снесет, или спасет... "

Но в голове упорно прокручивались напутственные речи друзей, сослуживцев и родни: "Куда ты едешь? Ты что, не знаешь, - в Америке 80 процентов мужиков голубые? (подруга с работы) -- Януся, возьми с собой на чужбину нашего ржаного хлебца, -- будешь по нему скучать. Никогда не показывай американцам, что тебе не нравится их жизнь (мамина подруга) -- Янка, а чем же ты там будешь заниматься, в своей Америке? Ни работы, ни привычного круга общения. Там даже пешком не ходят, а все на машинах, поэтому такие и толстые (сотрудница) --А я бы в эту вонючую Америку ни за что бы на поехала! Ну разве что по страстной любви - только это могу понять (директор библиотеки) -- Но Яночка же едет, чтобы быть с любимым человеком, как Вы не понимаете! (сотрудница) -- Какой же позор нам, мужикам, что такие женщины уезжают из России! Вначале тебя все будет восхищать там, но зато потом такая тоска накатит! (инженер-программист) -- Не волнуйся, Яночка, уж обратно тебя всегда выпустят! Мы так с мужем счастливы в Лос-Анжелесе, что ни разу не пожалели об отьезде (подруга бывшей свекрови) -- А может вы с Мартином так и будете встречаться в Петербурге летом? И не надо тебе бросать любимую консерваторию. Пойми, хорошо только там, где нас нет (папа) -- Я постоянно думаю о тебе и оберегаю от вcех напастей и бед (Мартин)."

Какие же странные мысли приходят в голову в переломный момент жизни.

Постепенно Яна задремала, усыпив сама себя словесным наркозом. Проснулась, когда они пролетали над сверкающими льдами Гренландии. Вселенная уже давно раскручивалась в другую сторону, захватив Янин мир и подталкивая ее в эту страну Калифорнию... Когда бывшая свекровь Зоя несколько лет назад настойчиво звала Яну переехать к ней в штаты вместе с падчерицей - дочерью бывшего Яниного мужа, -- такое предложение казалось полнейшей нелепостью и без колебания отверглось. Сама же Зоя на вопрос Яниных родителей о том, какими она видит там американцев, не задумываясь, ответила: " О, да у них всего две извилины, да и те прямые..." По прошествии времени, встретив Мартина, показавшегося Яне одним из самых эрудированных людей, каких ей довелось узнать, в памяти всплыла та фраза об извилинах... "Ну конечно же, большинство этих русских эмигрантов среднего возраста стремятся общаться только со своими, по-английски говорят кое-как, зато хлебом не корми - дай покритиковать. Если американцы такие тупые, так что же вы туда рванули? Живете в стране, так уважайте ее культуру и население, -- а то русские с одной стороны всегда заискивают перед инстранцами, а с другой - их ненавидят," -- делилась с родителями Яна.

В аэропорту Сан-Франциско, пройдя паспортный контроль, с колотящимся сердцем, Яна нервно озиралась, не зная куда ей идти. Аэропорт был пронизан ярчайшим солнечным цветом, отражающимся в огромных стекляных окнах и слепившим глаза. Вокруг суетились непривычные типажи, нo Мартина не было видно. Огромный чернокожий полицейский уставился на нее с подозрением. Она же еще не успела отойти после общения с чиновником иммиграционной службы.

– - А, ты из России?
– - облизнулся он, как кот на сметану, -- Я-то знаю, почему вы сюда приезжаете, читал в газете про женщину из Сибири. Ха-ха-ха, она теперь в тюрьме, -- и он с удовольствием стукнул печатью по Яниной невестиной визе.

– - Скажи-ка, а как зовут твоего жениха?

– - Мартин.

– - А когда у него день рождения?

– -31-го декабря.

– - А где он работает?

– - Профессор физики в университете.

Ответив без запинки, Яна с трудом сдержалась, чтобы не ответить какой-нибудь колкостью, хотя на чужом языке это было бы непросто. "Хорошенькое начало, неужели этот кретин считает, что я пересекла два океана ради встречи с незнакомцем? Как же они все похожи, эти чинуши, эти маленькие Наполеоны!

Беги скорее отсюда под любящее крыло Мартина. Ведь обронил он когда-то "...как только ты соединишься со мной, то почувствуешь себя дома. Важно, не где мы живем, а с кем живем."

Мартин сразу же узнал Янины золотистые длинные волосы, вглядываясь в толпу вновь прибывших пассажиров с высоты балкона, о существовании которого она и не подозревала. У него перехватило дыхание: "Какая же удивительно красивая женщина. В ней есть какая-то отрешенность, как будто сошла с полотна художников Возрождения!" И он заспешил вниз, ей навстречу. Вручив букет бордовых роз и расцеловав ее, он признался: