– Я хочу переговорить с вашим командиром, – заявил британский полковник.

– Я генерал Шерман, командующий американской армией.

Офицер извлек из-за кушака сложенный лист бумаги.

– Это послание от его милости герцога Кембриджского. Он пишет: «Командующему американскими войсками. Здесь находятся женщины и дети, и я опасаюсь за их безопасность, если данный конфликт продолжится. Посему я требую, чтобы вы выслали эмиссара для обсуждения условий сдачи».

Шерман испытал грандиозное облегчение, но не выдал этого даже взглядом.

– Я отправлюсь лично. Сержант, откомандируйте мне в сопровождение небольшое отделение.

Их ввели в просторную, элегантно меблированную комнату, залитую светом из высоких, достигающих потолка окон. В огромном кресле сидела миниатюрная женщина, одетая в черное, с пухлыми щеками, постоянно приоткрытым ртом и выпученными из-за базедовой болезни глазами. Горностаевая мантия на плечах, на голове – белый вдовий чепчик с длинной вуалью, а также диадема, украшенная бриллиантами и сапфирами. Окружавшие ее фрейлины не находили себе места от страха. По обеим сторонам от королевы стояли хрупкий от старости лорд Джон Рассел и герцог Кембриджский в партикулярном платье, сохранивший своеобычный самоуверенный настрой.

Генерал Шерман с сопровождающими остановился перед этой живописной группой; никто не проронил ни слова. Наконец, после паузы, Шерман, отвернувшись от королевы, обратился к герцогу Кембриджскому:

– Мы уже встречались.

– Да уж, – герцог изо всех сил старался сдерживаться. – Это лорд Джон Рассел, премьер-министр.

Кивнув, Шерман повернулся к Расселу, оказавшись к королеве спиной. Фрейлины в ужасе заохали, но он не обратил на это ни малейшего внимания.

– Вы глава правительства, а герцог возглавляет армию. Единого ли мнения вы придерживаетесь касательно прекращения военных действий?

– Необходимо кое-что обсудить… – начал было Рассел, но Шерман лишь покачал головой.

– Об этом не может быть и речи. Президент Линкольн дал мне четкие указания, согласно которым война может окончиться лишь безоговорочной капитуляцией.

– Сэр, вы берете на себя слишком много! Вот так вот запросто употребить слово «капитуляция»… – разъярился герцог, но Шерман прервал его резким взмахом руки.

– Других слов я употреблять не буду, – он обернулся к королеве. – Поскольку вам якобы принадлежит верховная власть в этой стране, я должен сообщить вам, что война вами проиграна. На вашу долю осталась только безоговорочная капитуляция.

Виктория разинула рот еще шире; с ней не говорили в таком тоне с тех пор, как она была ребенком.

– Я не могу… не буду, – в конце концов выдохнула она.

– Боже мой, это и так зашло чересчур далеко! – Герцог в запале шагнул вперед, схватившись за шпагу. Но не успел выхватить ее из ножен, как двое солдат крепко схватили его за руки.

– Возмутительно… – пискнул Рассел, но Шерман, игнорируя и того, и другого, снова обернулся к королеве.

– Как только вы согласитесь на капитуляцию, я немедленно прекращаю все военные операции. Не забывайте, это ведь вы отправили ко мне парламентера с белым флагом. Так скажите же теперь, что пора прекратить убийства.

Взгляды всех присутствующих были устремлены на крохотную фигурку в огромном кресле. Лицо королевы стало белее белого, она прижала к губам черный платок. Оглянулась на лорда Рассела, взглядом прося о помощи. Он выпрямился во весь рост, но не проронил ни слова. Снова обернувшись к генералу Шерману, она не встретила сострадания в его мрачном взоре. В конце концов просто кивнула и тяжело откинулась на спинку кресла.

– Хорошо, – Шерман повернулся к герцогу Кембриджскому. – Я прикажу подготовить акт о капитуляции, чтобы вы его подписали как главнокомандующий всех родов войск. Премьер-министр тоже должен подписаться. Останетесь здесь, пока с этим не будет покончено. – И снова обратился к королеве: – Насколько мне известно, у вас имеется резиденция на острове Уайт под названием Осборн-Хаус. Я позабочусь, чтобы вас доставили туда с семьей и слугами. Отныне война закончена.

Озирая шикарный интерьер Виндзорского замка и безмолвных свидетелей, Шерман не мог удержаться от внезапно нахлынувшего ликования.

Все-таки удалось! Стычки еще будут, но после взятия Лондона и помещения королевы под домашний арест война наверняка закончится.

Теперь осталось лишь победить в мирное время.

Настало время замешательства, время сдержанности. Внезапные события, потрясшие самые основы, повергли народы Великобритании в оцепенение; они словно не могли толком уразуметь, какая ошеломительная трагедия их постигла. После двух дней неопределенности и волнений, едва не вызвавших беспорядки, жизнь вроде бы вернулась в нормальное русло. Людям надо питаться, так что фермеры повезли свои продукты на рынки. Вновь открылись магазины и предприятия. Местные констебли в изрядной части страны остались на своих постах символами закона и порядка. Только большие города являли собой повергающее в тревогу свидетельство того, что мир в самом деле встал с ног на голову. Солдаты в синих мундирах, вооруженные и готовые к любым эксцессам, патрулировали улицы, заполняли все крупные железнодорожные станции, квартировали в казармах и гостиницах или в опрятных белых палатках, выстроившихся ровными рядами в городских парках. В Олдершоте, Вуличе, прочих армейских лагерях регулярные войска были разоружены и посажены под домашний арест в казармах; добровольцев и йоменов демобилизовали и отправили по домам.

В уже занятых Корнуолле и Плимуте высадилось подкрепление, после чего воинские эшелоны пошли на запад и на север и без лишнего шума захватили Уэльс и северные графства. В неприкосновенности осталась только Шотландия, да и ее лишили всякой связи с югом. Телеграфные провода перерезали, поезда не ходили. Шотландские войска за неимением каких-либо приказов, несмотря на обилие слухов, остались в казармах. Английские газеты не приходили, а шотландские, отрезанные от источников достоверной информации, публиковали больше несусветных домыслов, чем новостей.