Пока я выслушивала гадости про Тео, Йенс даром времени не терял. Узнал, в свою очередь, что затеял его приятель — эта новость всю Станцию облететь успела. Вопреки моим ожиданиям, здесь мнения по этому поводу разделились. Все-таки маги оказались гораздо лояльнее к своим собратьям, чем простые обыватели, и чудовищем Тео никто не считал, как бы к нему ни относились.

Многие даже сочувствовали. Не отказывали в праве на нормальные человеческие радости и полагали, что примененные к нему меры излишне строги.

— Они прекрасно понимают, как обычных людей пугает их дар, — говорил Йенс, когда мы ехали домой. — И что любое их занятие, с виду самое невинное, может вдруг оказаться под запретом.

— Пообщались мы с одной такой понимающей, — фыркнула я, вспоминая притворное сочувствие Симоны и ее лицемерную улыбочку. — Считает, что по моей вине вырвется на свободу садист и психопат, и что мне должно быть стыдно.

Я пересказала наш разговор во всех подробностях — с тех пор, как исчезла необходимость прятаться от Йенса, возникло непреодолимое желание делиться с ним вообще всем. Еле сдерживалась. Но сейчас его действительно волновало то, что происходит.

Он похвалил меня, что сумела вести себя спокойно и с достоинством, не повелась на провокации, но и до скандала не опустилась. Велел продолжать в том же духе и обо всех проблемах говорить ему.

— Не то чтобы я не верил, что вы вдвоем справитесь, — объяснил, извиняясь. — Просто я достаточно хорошо знаю нашего друга. Он все возьмет на себя, примет любые удары, стремясь вас оградить. Даже те, которых есть возможность избежать. О помощи ни намеком не попросит — гордость не позволит.

— Раз вы так хорошо его знаете… Как думаете, он меня любит? — спросила я робко, не поднимая глаз.

— Если бы представляли, чего ему стоит это решение, не стали бы спрашивать, — отозвался Йенс. Потом увидел выражение моего лица и смягчился. — Конечно любит. Только, похоже, с ним такое впервые, вот и теряется иногда. Вы уж будьте с ним подобрее.

Потрясающе. За Тео мне в любви признался Йенс. И все равно пришлось то признание выпрашивать. О том, что женщины любят ушами, здесь явно не слышали. Я, конечно, понимаю, что слова не настолько важны, как поступки, но все же…

— Кроме всего прочего я выяснил, откуда пошли слухи. Вам не придется подозревать подруг. Кто-то из магов Станции рассказал жене, а та, как водится, не смогла удержаться, чтобы не поделиться секретом с кем-то из приятельниц. Ну а дальше — сами понимаете.

— Спасибо, мне было важно это узнать, — сказала в ответ и почувствовала, как камень с души упал. Он прав, подозрения меня терзали, сильнее, чем сама осознавала. — Куда мы едем? Вы вроде собирались в город, я тоже думала кое-что купить.

Йенс вздохнул и предупредил, что лучше бы мне не мелькать на виду, пока горожане не устанут обсуждать скандальную новость и не успокоятся. Сейчас мое появление их только раздразнит.

— Вы держитесь слишком дерзко, почти вызывающе. Не считаете нужным даже изобразить раскаяние. Вам этого не простят.

— Что же мне, голову пеплом посыпать, лить слезы и прилюдно каяться? — вскинулась было я, но тут же сбавила тон. Он ни при чем, всего лишь предупреждает. Заботится. — С чего бы мне изображать то, чего нет? Все равно продолжу, и это они тоже узнают.

Достало лицемерие. Скорей бы Тео решил свои вопросы, а там весна, чемоданы, вокзал, столица. Невозмутимый Йенс пообещал купить все, что нужно, и предложил мне навестить Делию. В прошлый раз, когда он заходил за овощами, она просила заглянуть.

Разумеется, тут же возникла пакостная идейка немедленно отправиться на променад. Или нет, сперва заехать домой и переодеться в красное платье, то самое, развратное. Но такой поступок точно огорчил бы Йенса, а его огорчать мне хотелось меньше всего. И я пообещала вести себя тихо, никого не провоцировать, зайти за корзинкой и купить у Делии огурцов к ужину. Йенс любил ими похрустеть, давно заметила.

Так я и сделала, не теряя времени, чтобы добраться до темноты. Соседку застала дома — за окнами горел свет, а она всегда его выключала, уходя в теплицы. В застекленной веранде я разулась на полосатом половичке, постучала в дверь, предупреждая о своем появлении, и вошла в дом.

— Анастасия, это вы? — послышалось откуда-то из его глубины. — Пожалуйста, проходите в гостиную. Я сейчас.

Я с удовольствием расположилась на резной деревянной скамье с высокой спинкой. Для мягкости на ней были набросаны подушки, большие, на сиденье и под спину, и маленькие «думки» в цветастых расшитых чехлах. Мне вообще в доме Делии нравилось, такой своеобразный уют, как в гостях у любимой бабушки. Нарядный деревенский стиль, запах сушеных трав, яблок и чего-то неизвестного, но очень приятного.