– Я отказываюсь, – одними губами сказала Шу Э. – Я никогда не раскаюсь в содеянном.

– Тогда я изгоняю тебя из Великого Ничто на веки вечные в мир смертных, – сделал нетерпеливый жест Юн Гуань. – У тебя есть время, пока горит палочка благовоний, чтобы собрать вещи и покинуть Великое Ничто. Чтобы я никогда тебя больше не видел!

– Юн-ши, это слишком жестоко! – воскликнула Шэнь-цзы.

Шу Э встала, поклонилась и на деревянных ногах побрела в свои покои. Голова кружилась, она была ошеломлена и ещё не поняла истинного смысла слов Вечного судии. Она раскрыла шкаф, где висели её личины, сгребла их и бросила на расстеленную на полу простыню, чтобы завязать их в узел, – единственное её имущество. Личины ещё могут пригодиться, да и никто, кроме неё, пользоваться ими не может. Вечное изгнание в мир смертных будет…

Шу Э вздрогнула всем телом и без выражения проговорила:

– Вечное изгнание в мир смертных…

Только сейчас до неё дошло, что сказал ей Вечный судия! Её изгнали в мире смертных, но Юн Гуань не уточнил, куда именно должна быть изгнана Шу Э. Случайное или намеренное допущение… или попущение? Ведь это значит, что Шу Э может отправиться куда угодно в мир смертных! Куда угодно…

Шу Э встала на колени и уткнулась лицом в пол. Не выпрямлялась она долго, пока не догорела палочка благовоний. Это меньшее, чем Шу Э могла отплатить Юн Гуаню за то, чем он одарил её напоследок.

Куда угодно в мир смертных.

К Чангэ.

Опасность отступила, деревня Синхэ приходила в себя после того сокрушительного удара, что нанесла людям смертельная болезнь. Крестьяне начали возвращаться к повседневным занятиям, наполняя деревню звуками жизни: стуком топоров, бурлением кипящей воды, скрипом колёс нагруженных тюками риса телег…

Чангэ продолжал изготовлять укрепляющие снадобья: простым смертным от столь тяжёлой болезни так скоро не оправиться – и разносил ослабевшим людям. Выражение тревоги не сходило с его лица, и крестьяне всеми силами пытались убедить его, что с ними всё в порядке: они не хотели, чтобы их даос тревожился попусту.

Чангэ тревожился не за них. Время тянулось, как древесная смола, он уже потерял счёт дням. Шу Э не возвращалась, а он никак не мог выкинуть из головы слова Вечного судии: «Верну её тебе, если от неё что-то останется, но на многое я бы не рассчитывал».

Шу Э уже подвергли чудовищному по жестокости наказанию – вырвали ей глаза. Что они с ней сделают теперь?

Сам Чангэ полностью восстановился: драгоценная пилюля, которую украла для него Шу Э, не только излечила его от смертельной болезни, но и вернула ему утраченные силы небожителя. Никогда он ещё не был так силён, как сейчас.

Шу Э пришла, когда Чангэ забылся сном. Она тихонько поставила свой узел в дальний угол, к сундуку, где хранилась одежда, и прилегла рядом с Чангэ, осторожно проверяя его пульс. То, что она услышала, ей понравилось: золотая пилюля не подвела, сердцебиение хорошо прослушивалось, Ци текла по духовным каналам свободно.

Шу Э с облегчением вздохнула, дыхание её развеяло волосы на виске Чангэ. Тот моментально проснулся, встрёпанный, озираясь, с возгласом: «Шу Э!»

– Я здесь, – отозвалась Шу Э.

Чангэ различил во мраке белые очертания фигуры Шу Э, протянул руки и стиснул её в объятьях. Шу Э прильнула к нему.

– Ты здесь… – глухо проговорил Чангэ. – Ты вернулась, Шу Э…

Шу Э кивнула, волосы её зашуршали. Чангэ гладил её по голове, удерживая рядом с собой.

– Не уходи больше, – сдавленно сказал Чангэ, – останься со мной.

Он скоро заснул, продолжая удерживать Шу Э возле себя. Шу Э заснуть не смогла, слишком много потрясений, поэтому лежала и разглядывала потолок хижины. В прореху на крыше заглядывала луна.

«Никуда не годится», – подумала Шу Э, простирая к потолку руку. Проворные, услужливые тени ринулись в атаку…

Чангэ всегда просыпался рано, но в этот раз сон его был долог и глубок. Когда он проснулся, то, не открывая глаз, потрогал циновку рядом с собой. Она была пуста.

«Неужели мне это приснилось?» – с болью подумал Чангэ и открыл глаза.

Речной храм был наполнен светом солнца. Чангэ сел, проводя пальцами по растрёпанным волосам, огляделся. Ему показалось, что хижина выглядит как-то иначе.

Что изменилось? Он не сразу смог понять, но всё будто стало… новее. Прореха на потолке пропала, да и сам потолок казался выше и светлее, чем прежде. Стены выровнялись и поблескивали чистотой. Доски пола, местами прогнившие, превратились в крепкий настил. В шкафах и на стеллажах был идеальный порядок: травинка к травинке, корешок к корешку… Котелок над очагом блестел, словно его отполировали речным песком. Алтарь сверкал, как свежевыкрашенный, от трёх воткнутых в чашку с пеплом лучинок теплился дымок.