Чангэ двумя пальцами помассировал переносицу, полагая, что ещё не до конца проснулся и зрение его обманывает, но нет, ничего не изменилось. Он проснулся в Речном храме, который был не вполне прежним Речным храмом.

С улицы доносились голоса. Сердце Чангэ всколыхнулось, ему показалось, что он различил и голос Шу Э. Нет, вероятнее всего, он ошибся: Шу Э никогда не разговаривала с людьми. Но всё же Чангэ вскочил и стал искать одежду, чтобы поскорее проверить, не обманывает ли его и слух. Одежды нигде не было, ему пришлось взять другую из сундука. Чангэ обнаружил, что поношенная одежда пропала и оттуда, остались лишь те одеяния, что он ещё не носил. Он несколько озадачился своему открытию, тут же спохватился и, натягивая сапоги, помчался из хижины на улицу.

На пороге Чангэ споткнулся и остановился. Дыхание его прервалось, грудную клетку свело болью.

– Шу Э… – прошептал Чангэ, лишаясь голоса.

– Доброе утро.

Она была окружена людьми, её руки были полны овощей и фруктов, а под мышкой она держала гусёнка со свёрнутой шеей.

Шу Э вышла из хижины, чтобы полюбоваться работой теней, которым она велела навести порядок в Речном храме, и столкнулась с пришедшими в храм людьми. Скрываться не было смысла, и Шу Э заговорила с ними, очень стараясь, чтобы её голос звучал по-человечески, но люди её тут же раскусили. Она на ходу выдумала, что она – дух-помощник Чангэ. Если бы они ошибочно приняли её за богиню и стали оставлять приношения ей, а не Речному богу, могла возникнуть путаница. Дух-помощник их вполне устраивал.

Люди воспользовались тем, что их даос спит, и завалили Шу Э приношениями. Шу Э не была столь категорична и согласился принять всё, что они принесли, даже гусёнка, с условием, что часть они оставят на алтаре для Речного бога. Люди сказали, что они много чего принесли, так что хватит всем.

Шу Э поговорила с ними немного, они отчаянно хотели отблагодарить Чангэ за то, что он для них сделал, потому и принесли столько еды, вот только жаль, что даос всё равно её не примет, так хоть пусть дух-помощник ею воспользуется. Шу Э хитро улыбнулась и сказала, что готова стать и духом-посредником.

– Безоговорочно примет ваши приношения, – пообещала Шу Э. – И теперь, и впредь.

Люди просияли и, накланявшись вволю, отправились восвояси. Шу Э изловчилась помахать им вслед.

– Шу Э, – позвал Чангэ, делая к ней несколько неуверенных шагов.

Он всё ещё не верил, что это не сон. Речной храм изменился и снаружи: крыша его из соломенной превратилась в черепичную, стены были отштукатурены и побелены, вокруг появилась крепкая изгородь…

– Ты умывайся, – сказала Шу Э, – а я приготовлю завтрак. Смотри, сколько всего они нам принесли.

Чангэ ущипнул себя за щеку, поморщился от боли. Нет, это ему не снится. Шу Э действительно вернулась вчера и осталась, как Чангэ её и просил. И она выглядела вполне здоровой, не считая повязки на глазах.

Чангэ приложил руку к груди, постоял так немного, потом нахмурился:

– Шу Э, я не принимаю от людей приношений. Нужно вернуть их.

Шу Э не собиралась отдавать приношения. Всё ещё крепко прижимая их к себе, она сказала:

– Чангэ, давай кое-что обсудим. Ты хотел, чтобы я осталась с тобой, и я осталась. Ты даос или считаешь себя таковым. Но я не даос. Я не умею пользоваться инедией или духовными практиками. Мне нужна еда и питьё, как обычному смертному. Если ты хочешь, чтобы я осталась с тобой… и здравствовала, тебе придётся обеспечивать меня условиями для существования.

Шу Э лукавила, говоря, что ей нужно есть и пить, как обычному смертному. Тени могли обойтись и без этого, но Шу Э полагала, что еда и питьё нужны самому Чангэ, хоть он отчаянно пытается отнекиваться и морит себя голодом по совершенно нелепым причинам.

Шу Э чувствовала за него некую ответственность: раз Чангэ вечно теперь будет оставаться в смертном теле, то о его смертной оболочке нужно заботиться хорошо. Если для этого придётся чуть соврать, что ж, Шу Э отлично умеет притворяться, недаром она повелитель личин!

Судя по растерянному лицу Чангэ, об этом аспекте жизни Повелителя теней он и не подозревал.

– А… да… конечно, – отозвался он смущённо, избавляя Шу Э от части приношений. – Прости, об этом я не подумал… Тебе нужно есть и пить, как обычному смертному?

– Да, – твёрдо сказала Шу Э.

– А… что случилось с хижиной? – неуверенно спросил Чангэ.

– Я велела теням её подлатать, чтобы она больше была похожа на храм, – пояснила Шу Э. – Да и крыша протекала.

– А… да… – невнятно сказал Чангэ.

Ему опять вспомнились слова Юн Гуаня: «Променяла дворец на жалкую лачугу».

Вероятно, у Вечного судии Шу Э жила в роскоши.

«А что я могу ей предложить?» – понурился Чангэ.

– Теперь-то это больше походит на храм.

– А моя одежда? – спохватился Чангэ, но Шу Э изобразила на лице такое недовольство, что Чангэ развивать эту тему не стал.

– Иди умывайся, – велела Шу Э, – а я займусь готовкой.

– Ты умеешь готовить? Разве не слуги делали это за тебя?

– Сколько я, по-твоему, прожила на свете? – фыркнула Шу Э. – Можно всему выучиться, если захочешь.