Один из людей покосился на стол, где лежал мешочек с чайными листьями. А потом… Чангэ даже не понял, что случилось секундой спустя. Шу Э просто шагнула к этому человеку и коротко взглянула ему в глаза. Человек затрясся, упал на колени и разрыдался, принимаясь биться лбом об пол. Людям стоило немалых трудов увести его из хижины и успокоить.

Когда его рыдания и стенания затихли вдали, Чангэ сурово спросил:

– Что ты с ним сделала?

Шу Э ладонью подогнала к своему лицу пар из чайника, чтобы проверить, не готов ли чай, и сказала равнодушно:

– У него возникли дурные помыслы. Я показала ему, что бывает с теми, кто оскверняет себя воровством.

Чангэ нахмурился:

– Ты… читаешь мысли?

Шу Э отрицательно покачала головой. Она читала тени в человеческих сердцах, и они сказали ей, что этот человек собирается украсть чайные листья и развешанную на верёвках во дворе одежду с золотой вышивкой.

Этот человек заставил бы замолчать случайных свидетелей, если бы его застали за воровством. В его сердце поселился червь Скверны, и этот человек давно кормил его кровью своих жертв.

Шу Э лишь на мгновение встретилась с ним взглядом, и этот человек увидел в её зрачках отражение адской бездны…

Но Чангэ обо всём этом знать не нужно. Пусть он считает этого человека всего лишь неудачником-воришкой. Он ведь даже не из этой деревни, просто смешался с толпой и забрёл в храм в надежде чем-нибудь поживиться. Шу Э нисколько не сомневалась, что его список смерти уже на подлёте к Великому Ничто.

Чай ещё не был готов, и Шу Э вышла из хижины на улицу. Чангэ последовал за ней. Произошедшее в Речном храме его несказанно встревожило, и он впервые подумал, что, быть может, это и не птичий дух вовсе, а что-то другое. Но что? Чангэ с подобным ещё не сталкивался. В любом случае, решил Чангэ, приглядывать за ней нужно в оба глаза.

Шу Э, как ему показалось, совершила череду бессмысленных поступков, пока была на улице. Она обломила толстую ветку растущего у дороги дерева и бросила её в реку, отодвинула в сторону лежащий посреди дороги камень и бросила в лужу несколько широких листьев лопуха.

Через несколько минут всё сложилось, и бессмысленные поступки обрели смысл. Поражённый Чангэ широко раскрытыми глазами смотрел на то, что произошло на дороге в следующие несколько минут.

Старуха споткнулась на ровном месте и упала, выронив поклажу. Если бы Шу Э не отодвинула камень, она бы разбила себе голову и умерла.

Осёл понёс пастуха. Если бы Шу Э не обломила ветку, она бы проткнула несчастному парнишке глаз и лишила его зрения, а может, и жизни. Осёл сбросил его точно в лужу, которую Шу Э прикрыла лопуховыми листьями.

За ветку, которую Шу Э бросила в реку, ухватился упавший в воду по недосмотру матери ребёнок. Люди кинулись к нему и вытащили.

У Чангэ создалось впечатление, что Шу Э видит будущее и может его менять. Он ошибался.

Великому Ничто запрещалось вмешательство в предначертанное. Шу Э не понимала, почему. У них была возможность попасть в любой момент прошлого или грядущего, но Юн Гуань говорил, что Владыка миров строго-настрого запретил им это. За ослушание грозило строгое наказание. А ведь они могли бы изменить миры к лучшему, предотвратив чудовищные события или исправив уже свершённые. Шу Э никогда не спорила с вышестоящими, но иметь собственное мнение ей не возбранялось.

Иногда в предначертанном происходили сбои, «артефакты», как называл их Вечный судия: происходило то, что не было предопределено, ввиду ряда причин, зачастую неизвестных. Списки «артефактов» приходили вместе со списками смерти, и их полагалось немедленно устранять, чтобы не нарушилось равновесие миров.

Шу Э просто исправила «артефакты» деревни Синхэ. Ни один из трёх не должен был умереть сегодня, но некие обстоятельства сложились и создали «артефакт». Сама Шу Э полагала, что «артефакты» стоило бы именовать «разломами бытия», но если владыке угодно называть их «артефактами»…

Шу Э заметила взгляд Чангэ и поёжилась. Если даос начнёт задавать вопросы, как ему отвечать?

Но Чангэ в размышлениях отклонился от верного пути.

«Пытается убедить меня, что она не злой дух?» – машинально подумал Чангэ.

– В грядущее не следует вмешиваться, – вслух проговорил Чангэ.

– Я и не вмешивалась в грядущее, – возразила Шу Э, – только в настоящее. «Разломы бытия» к грядущему не относятся.

Она осеклась, поджала губы, надеясь, что Чангэ пропустит эти слова мимо ушей. Сболтнула лишнее, смертным об этом знать не полагается… Всё из-за того, что Шу Э не воспринимала Чангэ как простого смертного: небожитель, даже бывший, всегда остаётся небожителем, хоть дюжину смертных оболочек на него надень!

Чангэ, к счастью, на сказанное внимания не обратил. Он поспешил к старухе, чтобы помочь ей подняться.

Шу Э посмотрела ему вслед, отступила в тени и исчезла. На сегодня хватит с неё смертного мира и небожителей-даосов. Чангэ настолько не вписывается в её представления о последних, что впору их пересмотреть, а делать это лучше во дворце Юн Гуаня, где ничто не будет отвлекать её от переосмысления собственного мировоззрения.

«Видишь ли, – сказала Шу Э, словно бы убеждая саму себя, – у Чангэ непозволительно отвлекающая внешность».