Шу Э испытала разочарование. Так стремительно пресекать растущее желание… Если бы этот поцелуй продолжался чуть дольше, и Чангэ не смог бы совладать с собой. Его плоть была так тверда и так горяча, даже малейшее прикосновение к ней сорвало бы даосские оковы.

– Почему? – вновь спросила Шу Э.

Чангэ прижал ладонь к виску, дыхание его было тяжёлым и прерывистым. Ещё немного – и возведённая крепость падёт. Он знал, что смотреть на Шу Э сейчас нельзя, но не мог отвести взгляда от её влажных коралловых губ, слегка припухлых от поцелуя, а кончик языка, высунувшийся немного и облизнувший их, казался желаннее всего на свете. Он уже знал его вкус, познал, каким умелым и страстным он может быть, всё ещё чувствовал его ласку на своих губах и нёбе…

Шу Э поцеловала его в третий раз, почти не встречая сопротивления. Языки дрогнули, касаясь друг друга, и сплелись. Шу Э положила ладонь на низ живота Чангэ, пальцами обводя туго натянутые складки одеяния, под которыми скрывалась желанная плоть. Чангэ вздрогнул всем телом и отшатнулся.

– Почему? – снова спросила Шу Э.

– Это… неподобающее поведение… в храме, – борясь с головокружением, пробормотал Чангэ.

Шу Э крепко сжала его запястье и потянула за собой, через заднюю дверь, из хижины.

– Подожди… что ты… куда… – невнятно возразил Чангэ, беспрекословно следуя за ней.

Дорогу позади усыпали камни из рушащейся, возводимой тысячелетиями крепости…

Глубоко в лесу, где мягкие травы устилают землю, а деревья смыкаются кронами, образуя зелёный шатёр, Шу Э остановилась. Место показалось ей подходящим. Здесь было достаточно теней, чтобы он чувствовал себя в безопасности, а деревенские в эту часть леса не ходили. Шу Э развернулась к Чангэ.

– Зачем мы здесь? – проговорил тот, попятившись.

Шу Э придвинулась ближе, прижимаясь бёдрами и смыкая руки вокруг талии Чангэ.

– Это уже не храм, верно? – заметила она.

Чангэ собирался отстраниться, но руки, лёгшие на плечи Шу Э, так и остались на них лежать. Напряжение, владеющее его телом, стремительно росло. Даже если бы он хотел, он уже не смог бы это скрывать. Шу Э это почувствовала и прижалась бёдрами ещё теснее, с лёгкой прохладцей внутри осознавая, что их разделяет всего лишь несколько слоёв одежды и, быть может, ещё пара мгновений колебаний даоса.

Она скользнула рукой по животу Чангэ:

– В том, что ты меня хочешь, нет ничего предосудительного. Это не делает тебя плохим человеком.

– Но делает меня плохим даосом, – сквозь зубы сказал Чангэ. Голос его плохо слушался.

– Ледяной водопад никуда не делся, – возразила Шу Э, чуть усмехнувшись. – Но ты ведь понимаешь, что бесполезно сопротивляться зову плоти? Ты молод и силён, ты мужчина. Ты знаешь наслаждения. Ты никогда не сможешь избавиться от этой части себя. А нужно ли? Разве это помешало твоей культивации? Разве ты хуже стал лечить смертных? Кто вообще решает, хороший ты даос или плохой, кроме тебя самого? Когда ты пришёл в этот мир, разве ты стал его частью, чтобы подчиняться тому, что навязывают убеждения и предрассудки смертных?

– Перестань меня искушать, – выдавил Чангэ.

– Так останови меня, – с некоторым вызовом в голосе возразила Шу Э. Пальцы её продолжали играть со складками одеяния Чангэ.

– Как? – с усилием сказал Чангэ.

Он запрокинул голову и стоял так. Грудь его ходила частым дыханием, руки, лежавшие на плечах Шу Э, сильно дрожали.

– Дай себе волю, – после молчания предложила Шу Э.

Она взяла лицо Чангэ в ладони, разворачивая его к себе, и поцеловала его в угол рта, словно бы говоря, что этот выбор предоставляет сделать самому Чангэ. Ответить или оттолкнуть – решать ему.

Шу Э нисколько не удивилась, когда Чангэ сначала резко оттолкнул её, а потом, мгновением спустя, схватил в охапку и бросил на траву, срывая с неё одеяние и накрывая её рот жадным поцелуем.

Шу Э смогла убедиться, что у Чангэ действительно сильное тело. Но, пожалуй, искушённым в плотских утехах Чангэ назвать было нельзя: его ласки были неуклюжи, а движения однообразны, недалеко ушёл от девственников, познающих себя в первый раз.

Шу Э легко, одним движением колена опрокинула Чангэ навзничь: «Позволь мне».

Своим телом она владела в совершенстве и очень тонко позаботилась, чтобы Чангэ позабыл обо всём на свете, кроме блаженства, которое всё больше наполняло соединенные тела.

Сознание Чангэ мутилось. Он уже был практически на пике наслаждения. Захваченный инстинктами, он едва помнил, кто он или кем был. И сознанием, и телом владела одна лишь Шу Э. Чангэ невольно любовался танцем её гибкого тела, хрупкого и одновременно невероятно сильного.

Краем глаза он заметил какие-то чёрные пятна в кронах деревьев. Они шевелились, меняя форму. Ясность сознания вернулась моментально. Злые духи! Злые духи подбираются к ним!