– Закрой глаза и не рыпайся! Это холостой патрон!

Филька закрыл глаза. В склепе практически настала тишина. Только было слышно, как стонали умирающие люди, и как красноармейцы запечатывали гробницу.

Наконец раздались голоса:

– Он мёртв.

– Застрелите их. Пускай заткнутся.

– Артём Ибрагимович, пускай ваши люди закинут трупы в какой-нибудь грузовик. Я хочу похоронить где-нибудь по дороге. Не оставлять же их здесь.

В душе Фильки горел огонь горечи. Он думал о дяде Саше и остальных, его душили мысли о несправедливости и проскальзывали нотки гнева и мести. Раздавались контрольные выстрелы.

Когда гробница была обратно запечатана, а трупы завернуты в какие-то тряпки, солдаты и крестьяне тихонько закурили. Голову «трупа» Фильки никто не стал прикрывать, тряпки кинули лишь на «раны», на туловище, и сквозь полузакрытые веки он мог наблюдать происходящее.

Индианов произнёс, как бы между прочим:

– Артём Ибрагимович, я думаю, настало время.

Полковник сделал вид, как будто только что вспомнил кое-что важное.

– А, да, Бразильцев, налей воды в чашу Грааля и подай её Дмитрию Иванычу. Только именно воды, а не водки!

Арап нехотя убрал фляжку в карман гимнастёрки, и, достав другую, налил из неё воду, и протянул чашу Индианову. Даже неясный взор Фильки разглядел сияющее, как никогда ещё раньше в жизни, лицо Индианова. Зачем же барин оставил его в живых – он явно получил, что хотел?

Дмитрий Иваныч долго водил чашу в руках, рассматривал, по-видимому, наслаждаясь триумфом. Взяв чашу двумя руками, он выдохнул и поднёс её к губам, готовясь отпить… Чаша рухнула из его рук, расплескав воду по каменному полу гробницы. Индианов рухнул на спину: из его шеи торчал дротик. Лицо Фильки исказилось от беззвучного стона. От неожиданности он чуть не сдвинулся с места. Федунтьев убрал от своих губ короткую тонкую трубку.

– Не беспокойтесь, Дмитрий Иваныч, это всего лишь усыпляющий яд. Если бы я хотел вас убить, то убил бы: вы мне ещё нужны. И не пытайтесь что-то говорить, вы не сможете этого сделать – вы парализованы, минут через десять вы потеряете сознание.

Филька не мог видеть выражение лица барина, но было очевидно, что там одновременно изумление, бессилие и злоба – испортить такой момент! Крестьяне, вскрывавшие гробницу, стояли в молчаливом шоке. Броситься на защиту своего барина им мешали дула автоматов солдат, только что мирно куривших с ними. По лестнице послышались шаги – кто-то спускался в склеп.

– А, Юлия Дмитриевна, наконец-то вы прибыли. Вам понравился полёт на вертолёте? Это безусловно одна из лучших технологий в моём арсенале на текущих момент. И ваш наряд… Вы воистину прелестны!

Филька уже ничего не понимал. Он едва себя мог сдерживать от конвульсий – только инстинкт самосохранения выручал. Он рассмотрел, как дочка барина подошла к полковнику, и он поцеловал ей руку. Одета она была так, как не полагается одеваться достойным барышням – верхнюю часть тела едва прикрывала тряпка бледно-зелёного цвета – плечи, руки и плоский красивый животик были оголены, а на нижней части были надеты очень короткие штаны на мужской лад. Они заканчивались выше колена, и Фильке открывался потрясающий вид на длинные красивые ноги дочери барина, которые, вероятно, смогли бы свести с ума любого мужчину на свете.

– Спасибо вам, Артемий Ибрагимович! Я ничего подобного в жизни ещё не испытывала! Благодарю! И за наряд тоже спасибо! Он… он… так выразительно подчёркивает мою фигуру. Это потрясающе, как и тот вечер с вами на прошлой неделе...

В глазах Федунтьева промелькнули озорные огоньки.

– Да ну, бросьте, Юлия Дмитриевна, мои вкусы и умения очень разнообразны…

Её ладонь на несколько мгновений многозначительно задержалась в его руке.

– Юля! Юля! Как ты тут оказалась? Почему ничего мне не рассказала?

Из-за спины помрачневшего после увиденной сцены красноармейца Бориса пробивался Вахнов. Полковник усмехнулся и приказал:

– Пропустите его.

Вахнов подбежал к Юле и крепко обнял её. Она поцеловала его в губы. Даже после всего случившегося, глядя на этот жаркий поцелуй, Филька испытывал чувство ревности.

– Андрюш, сейчас некогда я тебе позже всё обязательно объясню. Хорошо?

– Ну ладно.

– Ты такой сладкий, любимый. Ах, да. Чуть не забыла, нам же надо сделать самое главное…

Федунтьев уже поднял чашу с пола и наливал туда воду из фляжки. Закончив, он протянул чашу Грааля барыне.

– Благодарю вас, Артемий Ибрагимович.

Влюблённая парочка, держась за руки, подошли к неподвижному Индианову. Филька не мог видеть его лицо, но, зная барина, отлично понимал, какие злоба и ярость сейчас написаны там от бессилия и предательства родного человека.

– Ну вот, папенька, пришла посмотреть на тебя. Желательно, в последний раз. Я всё-таки поняла, что у нас есть кое-что общее, даже внезапно открыла в себе страсть к приключениям. Наверное, от тебя досталась. Хотя по документам, которые мне показал Артемий Ибрагимович, ты мне даже не родной отец. Теперь у меня будет целая свободная жизнь с любимым, и не в шалаше, и мы даже не состаримся!