Грязный бродяга из Квартала теней, он кочевал по ночлежным домам. Отец дал ему шанс, и Смолвик не раз предоставлял ему ценную информацию, за что отец щедро расплачивался с ним.

Когда мой отец погиб двадцать лет назад, Смолвик был одним из тех людей, которые искренне по нему горевали.

После отца другие полицейские ковена побрезговали с ним связываться, и Смолвик совсем пошел по наклонной — совсем опустился и беспробудно пьянствовал.

При его-то образе жизни даже удивительно, что он так долго протянул.

— Я слышал, что ты недавно умер, — кивнул я. — Мне жаль.

— Замерз под мостом. Такая судьба, — прохрипел зомби. — Впустишь к себе в дом, сын Альберта Рэтборна? Мне бы согреться чутка. Промерз до костей. Хоть немного погреюсь, да и пойду на Дорогу сна. Она уже ждет меня.

Я знал, что этого делать нельзя и покачал головой.

— Ладно, мы оба знаем — коли я переступлю порог дома живых, быть беде. А я не затем пришел, чтобы чинить тебе беду, сын Альберта Рэтборна. Я пришел кой-что рассказать. Кой-что, чего видел перед смертью. Про Часовщика.

Услышав последнее, я напрягся и вышел к нему, в метель. Это он не должен был переступать порог моего дома, а я-то мог, хоть это и было рискованно.

— Часовщик давно мертв. Мой отец его ликвидировал.

— Да, офицер Альберт Рэтборн ликвидировал Часовщика и сам погиб при исполнении. За что и удостоен ордена посмертно, — кивнул зомби. — Но если я скажу тебе, что видел недавно часовых дел мастера? Вместе с его дьявольскими часами. Я видел эти часы с черепом!

— Этого просто не может быть, Смолвик. Ты обознался. Часовщик мертв, а его часы разбиты. Я был там. Я до сих пор помню, с каким звуком хрустнуло стекло на циферблате.

— Ну, коли так, может, и обознался, — не стал спорить зомби. — Глаза-то перед смертью стали уже не те… Да и мозги сейчас соображают туго.

Внезапно в коридоре показалась Розамунда.

Такая домашняя и теплая, она представляла разительный контраст с тем, что сейчас здесь происходило.

— Дорогой? Может, позовешь гостя в дом? Мясо почти готово.

— Он уходит.

— Да, я уже ухожу, милая. Хоть бы и не отказался от вкусного мяса от такой красивой леди, — прохрипел зомби. — Что ж, я поведал, чего хотел. А теперь могу спокойно отправляться в путь.

— Смолвик, спасибо за предоставленную информацию, — сказал я на прощанье фразу, которую всегда говорил ему отец.

— Да минует тебя северный ветер, сын Альберта Рэтборна, — прошелестел зомби и растворился в темной холодной ночи.

Я закрыл дверь, плотно запер ее и повернулся к девушке.

— Напомни-ка мне, что у тебя по даркологии?

— Отлично.

— Передай Галахеру, чтобы поставил неудовлетворительно. Не распознала ожившего мертвеца и собралась пригласить его в дом.

— Вы так суровы, мой ректор, — на лице Розамунды расцвела широкая улыбка, и она взялась за пуговицы на своем розовом шелковом халате, расстегивая одну за одной. — Может быть, я могу как-то исправить положение?

— Может быть, курсантка Саксес, — ухмыльнулся я и помог ей окончательно избавиться от халата. — Очень даже может быть…

Этой ночью в объятиях Розамунды я забыл обо всем на свете, но под утро мне приснился все тот же кошмар про отца, который не мучил уже давно.

Сделай это для меня, Лианс.

Просто сделай это для меня…

Часовщик был маньяком, но отец нашел его и избавил от него город ценой собственной жизни.

Мастер просто не мог выжить.

Чтобы избавиться от пробудившихся воспоминаний, я решил с головой уйти в работу. Только не сидеть, как сыч, в кабинете, а посетить пару занятий. Проконтролировать, как идет обучение, и приметить перспективных студентов.

Фехтование было одним из моих любимых уроков. Правда, я имел неосторожность посетить занятие, когда на нем была Бьянка, и увидеть этот кошмар во плоти, как моя жена машет шпагой, словно шампуром от шашлыка.

Но теперь она была далеко.

А значит, опасаться неприглядного зрелища нечего.

Фехтовальный зал был залит солнечным светом. После черной метели солнце всегда светило так ярко, что глазам было больно смотреть на снег.

Я вышел на открытую галерею на уровне второго этажа, разглядывая группу внизу, занимающуюся разминкой.

Увидев меня, Розамунда послала воздушный поцелуй.

Ее милое озорство было неуместно.

Хотя, девушка не виновата, что старая рана напомнила о себе.