Шрифт:
Любое предложение было лучом надежды, я посоветовалась с Еленой Сергеевной, и мы остановились на «Кабале святош». Пьеса когда-то шла во МХАТе под названием «Мольер», только что, в конце 1962 года, под этим же названием впервые вышла в свет. Стало быть, прошла цензуру и о ней можно было писать [56] .
Я впервые читала черновые тетради Булгакова и понимала не всё… Ох, как не всё! Почему так настойчиво, так победно показывает мне Е. С. автограф Булгакова на первой беловой машинописи пьесы? «Был королевский спектакль» … Дата: «1930 г. 14 мая»… Ничего не пояснив, Е. С. горделиво выпрямилась и потребовала, чтобы я переписала эти слова в свою тетрадку. Я с недоумением переписала — даже не посвящение целиком, а эти слова и дату, кажется, даже не сообразив, что Булгаков цитирует здесь самого себя — первый акт пьесы «Кабала святош». (Там, в конце первого акта, Лагранж бормочет, записывая: «Семнадцатого февраля. Был королевский спектакль. В знак чести рисую лилию…»)
56
Статья не была опубликована; упоминание о ней сохранилось в письме К. Симонова: «И главная рукопись, и глава про „Мольера“ очень интересны. И написано хорошо, и материала много — интересного, разнообразного, часто на первый взгляд неожиданного…» (Симонов К. М. Собр. соч. в 10-ти т.; т.12, дополнительный. Москва, 1987, с. 273–274.)
Где мне было знать тогда, в 1963 году (а может быть, даже в самом конце 1962-го), что надписи Булгакова на книгах и рукописях, подаренных ей — замужней женщине, которой он не мог писать все, что хотел бы, — полны значенья и увлекательных тайн… Это открылось мне много лет спустя, когда ее уже не было на свете, и я входила не только в его, но в ее архив, и надписи Булгакова на подаренных ей томиках «Дней Турбиных» (под таким названием «Белая гвардия» вышла в Париже) вдруг осветились как пунктирный дневник их отношений! [57] Сегодня я не пропустила бы ни одного ее намека… Но сегодня между нами тридцать лет тишины.
57
См.: «Дневник Елены Булгаковой», с. 16–19, 25 и 87.
Что же запечатлел в этих строках Михаил Булгаков, важное для него и понятное только им двоим?
Дату? Нет, 14 мая 1930 года всего лишь дата дарения. Назавтра он надпишет экземпляр пьесы Любаше: «Твой экземпляр, Любаня!! М. Булгаков. 1930 г. 15. V.» На новом титульном листе — новое название пьесы: «Мольер» и машинописное, официальное, предполагающееся к печати посвящение: «Жене моей Любови Евгеньевне Булгаковой посвящается». Булгаков женат и пока не думает о разводе.
Посвящение Любови Евгеньевне естественно: она принимала самое живое участие в работе писателя над этой пьесой — читала и переводила «с листа» большие куски из французских книг; нередко, просматривая эти книги, сама определяла, что может заинтересовать Булгакова. Но никаких намеков на «королевский спектакль», как видите, здесь нет. «Королевский» — явно из другого сюжета.
Может быть, подразумевается телефонный разговор драматурга со Сталиным (18 апреля 1930 года), к тому времени уже состоявшийся? Но телефонный разговор — «спектакль»?
Придется предположить, что речь идет о каком-то действительно «королевском» спектакле — ну, скажем, о спектакле «Дни Турбиных», на котором присутствовал Сталин… Может быть, Елена Сергеевна, приглашенная автором, успела побывать на таком спектакле, и спектакль этот был значим не только в его литературной судьбе, но и в их любви… Известно, что они познакомились в конце зимы или начале весны 1929 года. «Дни Турбиных» еще шли…
А «королевский»? Ну, в глазах артистов МХАТа Сталин и был королем, обожаемым монархом. «Как вы относитесь к тому, что в зале Людовик?» — спросит Станиславский на репетиции «Мольера» у актрисы, пытаясь помочь ей найти нужное самочувствие в роли. — «Ну, как если бы теперь на спектакле присутствовал Сталин!» — взволнованно ответит она.
В книге-биографии Мольера Булгаков заметит: «Один из мыслителей XVII века говорил, что актеры больше всего на свете любят монархию. Мне кажется, он выразился так потому, что недостаточно продумал вопрос. Правильнее было бы, пожалуй, сказать, что актеры до страсти любят вообще всякую власть. Да им и нельзя ее не любить! Лишь при сильной, прочной и денежной власти возможно процветание театрального искусства. Я бы мог привести этому множество примеров и не делаю этого только потому, что это и так ясно».
И далее: «Искусство цветет при сильной власти!»
Это ирония, конечно. Булгаков произносит это в первых главах «Жизни господина де Мольера», при первых удачах своего героя, в карманах которого впервые послышался «приятный звон» золотых монет. Биограф очень хорошо знает, чем кончается покровительство тех, кто у власти…
Первый акт «Кабалы святош» — это и есть «королевский спектакль»: в зале Людовик. Может быть, на таком же «королевском спектакле», где-то весною 1929 года, и родилось предчувствие пьесы, а уж через несколько месяцев она стала складываться и очень быстро сложилась?..
Исследователь из другой эпохи скажет: но это же все можно проверить. Проследить по документам МХАТа, когда именно шли «Турбины»… Это возможно? Да, конечно. И на каких спектаклях присутствовал Сталин… А вот этого, извините, проверить нельзя.
Когда-то Владимир Лакшин выдал такой соблазнительный и имевший огромный успех пассаж: «Как свидетельствуют протоколы спектаклей, Сталин смотрел „Дни Турбиных“ не менее 15 раз». И сослался: «Архив Музея МХАТ» [58] .
58
В книге: Булгаков М. А. Избранная проза. Москва, 1966, с. 30.
Нечего и говорить, что по прочтении этих строк я немедленно возжелала увидеть протоколы. И тут по высочайшему телефонному звонку (высочайшим был звонок Елены Сергеевны) меня самым любезным образом принял директор Музея МХАТа Федор Николаевич Михальский, знаменитый «администратор Филя» из «Театрального романа» и друг Елены Сергеевны с бесконечно далеких, еще «добулгаковских» времен.
Ф. Н. Михальский рассказал, что документ, который называется «Дневник театра», вел он; тут же достал из шкафа в своем кабинете одну из таких тетрадей, по его словам, единственную, в которой запечатлено присутствие Сталина на «Днях Турбиных», и показал запись: