Любопытно, что и для последующих поколений французских псевдоисториков герб Орлеанской Девы представлялся столь же ценным доказательством их теорий, как и для Пьера Каза [1062] . Сведения о нем, и без того неполные и противоречивые, в трудах «батардистов» всегда интерпретировались так, что менее всего напоминали данные из реально существующих источников. Впрочем, процесс инструментализации образа Жанны д'Арк, начавшийся после Революции, затронул не только светские политические круги французского общества. К концу XIX в. в истории восприятия героини Столетней войны наметились новые тенденции, на сей раз в большей степени связанные с действиями католической церкви. Они вызвали к жизни не менее интересные трактовки, спровоцировавшие появление не просто выдуманных или неверно прочитанных источников, но и настоящих подделок, в которых современники желали отныне видеть реликвии и мощи Жанны д'Арк.

Небывалый интерес к личности Жанны д'Арк, к «местам памяти» о ней, а также к связанным с ее эпопеей различным изображениям проявился не только в эпоху Реставрации во Франции. В еще большей степени он оказался характерен для второй половины XIX в. В 1849 г., как я уже упоминала, епископскую кафедру в Орлеане занял монсеньор Феликс Дюпанлу, делом своей жизни полагавший скорейшую канонизацию Девы. Именно с его именем исследователи связывают окончательное превращение героини Столетней войны для жителей когда-то освобожденного ею города в местнопочитаемую святую, а также развернувшуюся в католических кругах Франции дискуссию о необходимости придать этому культу официальный статус [1064] . Данный процесс активного «присвоения» Жанны д'Арк церковью прослеживался не только по документальным источникам. Оставил он свой весьма заметный след и в иконографии французской героини.

В 1854 г. на очередных торжествах в честь освободительницы Орлеана собравшиеся гости могли лицезреть монументальное полотно Жан-Огюст-Доминика Энгра «Жанна д'Арк на коронации Карла VII в Реймсском соборе», на котором героиня Столетней войны была впервые представлена с нимбом вокруг головы, а сам «портрет» по своим художественным особенностям напоминал, скорее, икону (ил. 45). Таким образом художник желал подчеркнуть близость к французским католическим кругам и, в частности, к позиции монсеньора Дюпанлу по вопросу канонизации Девы. Мэрия Орлеана пожелала выкупить картину, чему однако воспротивились устроители очередного художественного Салона в Париже, и работа Энгра оказалась в конце концов в Лувре [1065] . Тема святости Жанны д'Арк, тем не менее, продолжила развиваться и в последующие годы: ее наиболее ярким воплощением стало полотно Эжена Тириона, созданное в 1876 г. по следам недавних событий: в феврале того же года канонизационное досье Девы было передано в Ватикан (ил. 46) [1066] .

Тем не менее, после трех лет проволочек Конгрегация обрядов отклонила просьбу о признании святости Жанны д'Арк на том основании, что в данном случае нарушался основополагающий для канонизации принцип non cultu. Иными словами, отказ объяснялся существованием во Франции «местного культа» Орлеанской Девы, не подтвержденного папой римским [1067] . Проблема, однако, заключалась не только в том, что к 1879 г. героиню Столетней войны на официальном уровне почитали и в Орлеане, и в Домреми, и в Париже: вторая половина XIX в. ознаменовалась появлением невероятного количества подделок, прославлявших Божественный характер миссии Жанны.

Собственно, творения Ж.-О. Д. Энгра и Э. Тириона также стоило отнести к подобным произведениям искусства, поскольку трактовка образа Девы у этих художников никак не соответствовала реальному положению вещей, однако в те же годы французы смогли ознакомиться и с более оригинальными проявлениями почитания их национальной героини. На первое место среди подобных артефактов следует, пожалуй, поставить уже упоминавшийся ранее «портрет» Жанны д'Арк, воспроизведенный в иллюстрированной «Истории» Анри Валлона 1875 г. (ил. 14) [1068] . Автор выдавал его за картину XV в. и даже ссылался на него как на неопровержимое доказательство святости своей героини, давая свидетельские показания на ординарном процессе в Орлеане 1874–1875 гг., материалы которого и составили канонизационное досье Девы:

Не удивительно, что то же самое изображение (с той же самой атрибуцией) оказалось повторено Альбером Ле Нордезом в его научно-популярной истории Жанны д'Арк 1898 г. [1070]

Еще более известной подделкой стала миниатюра, хранящаяся ныне в Музее истории Франции, а ранее принадлежавшая Анри и Жанне Бон, которые впервые представили ее публике в 1956 г. на выставке, посвященной 500-летию реабилитации Жанны д'Арк [1071] (ил. 47). Ни первым владельцам данного раритета, ни специалистам не было известно, из какого манускрипта происходила миниатюра, однако на ее обороте легко читался текст поэмы Карла Орлеанского «Глядя в сторону Франции» (En regardant vers le pays de France). Долгие десятилетия этот «портрет» Девы считался аутентичным, однако в начале XXI в. его подлинность была оспорена на том основании, что внешний вид штандарта девушки был здесь передан излишне точно для XV столетия, а стихотворение герцога Орлеанского подозрительно совпадало по своей тематике с изображением в целом [1072] . Впрочем, чтобы усомниться в аутентичности миниатюры, достаточно было вновь заглянуть в издание Альбера Ле Нордеза, где воспроизводились любопытные вариации данного «портрета», на которых Жанна д'Арк вновь представала с нимбом над головой [1073] .

Все эти любопытные подделки, естественно, отражали мнение не современников Орлеанской Девы, но ее соотечественников конца XIX в. — их попытки доказать, что героиню Столетней войны почитали как святую еще при жизни. Однако не менее важную роль в процессе подобного «превращения» играли поиски ее «реликвий», к которым возможно было бы совершить паломничество и которые, с точки зрения французов Нового времени, также были способны подтвердить Божественный статус Жанны д'Арк.

Коллекционирование вещей, якобы принадлежавших девушке, началось при этом отнюдь не в XIX в. Уже в конце XV в. в личное собрание Людовика XII в Амбуазе поступил один из мечей французской героини — во всяком случае, сам монарх в это искренне верил [1074] . Ее полный боевой доспех в начале XVI в. демонстрировался в замке герцогов Лотарингских, где Жанна действительно бывала, хотя и не сообщала, что оставила там какие-то личные вещи [1075] . Вплоть до конца XVII столетия в Сен-Дени якобы хранились меч и доспехи, оставленные Девой в аббатстве осенью 1429 г. после неудачного штурма Парижа [1076] . В 1631 г. в Орлеане членам ордена ораторианцев была торжественно передана шапка Жанны д'Арк. В сопроводительном послании представитель ордена Поль Метезо просил своих собратьев отнестись к дару с особым вниманием, «достойно его хранить, оградить от забвения и передать будущим поколениям, учитывая набожность, достоинство, заслуги и святость этой Девы и героини» [1077] . А в письме от 3 марта 1622 г. английский историк и историограф короля Карла II Джеймс Хауэлл сообщал сэру Джону Норту о своем посещении Орлеана, где ему рассказали о торжествах, проходящих каждый год 8 мая в память о Жанне д'Арк: ее тщательно сберегаемый костюм, по сведениям путешественника, в этот день надевал молодой человек, исполнявший роль Девы [1078] . Наконец, в начале XIX в., как мы помним, власти Вогезов, собираясь привести в надлежащий вид дом семейства д'Арк в Домреми, намеревались также выставить в нем на всеобщее обозрение «сундук» и «умывальню», которыми якобы пользовалась их прославленная землячка [1079] .