Сказки. Дедушка и бабушка. Папа и мама. Я сама.

– Твой секрет умрет вместе со мной. – Тянусь к заднему карману, потому что, разумеется, я взяла фотографию с собой. – Спокойной ночи.

Смотрю, как падар уезжает, поднимаю глаза к небу. Возле дома Сэма полно машин, и даже отсюда вижу тени его родных, расслабленно присевших отдохнуть на диванах в стиле лего. «Сара, пора расхлебывать кашу». Не стоять же тут всю ночь.

По дому витает запах горячего плова и гошта. Мадар помогает Ирине на кухне. Чешу за ушком свою кошку, и тут появляется мадар.

– Сара, ты дома? – Она вытирает глаза и прочищает горло.

Хала Моджган режет морковку тонкой соломкой. Делаю вид, будто не заметила ее тонкую улыбку. И красный дым – он такой густой, что в его клубах я еле различаю фигуру баба Калана, он сидит в уголке на кухне и смотрит на все происходящее.

– Ага. – Смущенно останавливаюсь посреди гостиной.

На диване растянулись Амина и Айша, по телевизору крутится какой-то непонятный канал, а они копаются в своих телефонах. В волосы Айши до сих пор вплетены красные нити дыма. Я так привыкла к теням, что не удостаиваю их даже взглядом.

Выбираю меньшее из зол и иду в кухню.

– Трусиха, – тихо бросает мне вслед Айша.

– Как прошел обед у папы? – заводит светский разговор хала Моджган. – Есть новости?

Чувствуя себя предательницей, отвечаю:

– Нет.

Сажусь рядом с биби-джан. Она отсутствующим взглядом смотрит в окно. Слегка покачивается, прислоняется к спинке стула.

– Салам, биби-джан.

Она меня не слышит. Машу рукой перед ее лицом. Интересно, видит ли она эти густые тени. Мне становится немного совестно. Не могу вспомнить, когда мы с ней в последний раз были вместе.

Глаза биби перескакивают на меня. Я распускаю волосы, снимаю очки. Глубоко вздыхаю и начинаю считать. Она хмурит брови.

– Кто я? – спрашивает она.

Я чуть не падаю.

– К-кто ты? – Не веря своим ушам, смотрю на маму. Но она продолжает готовить салат, и ее плечи напряженно приподняты.

Биби-джан улыбается мне с такой нежностью, что становится больно на душе, убирает назад тонкие волосы. Тянет свою обветренную руку к моей руке. Ее смех звенит, как колокольчик.

– Ты знаешь, как меня зовут?

Снова надеваю очки. В горле будто кошки скребут.

– Тебя зовут Сара-хан. – Пожимаю ей пальцы. – Как меня, разве не помнишь?

– Сара-хан. – Она пробует имя на вкус, словно слышит его впервые. Откидывается на спинку кресла, касается шеи узловатыми пальцами. – Сара-хан.

Баба Калан все так же смотрит.

– В последнее время ей стало хуже, – говорит Ирина за мытьем посуды. – Как-то сразу, внезапно. После того как исчезло ее ожерелье.

– Должно быть, спрятала его куда-то и забыла. – Мадар широким шагом подходит к биби-джан, приглаживает ей волосы, обнимает.

– А ты и не подумала рассказать мне, что происходит?

– Если бы ты не сидела целыми днями, запершись в своей комнате, то давно поняла бы, в каком состоянии наша биби, – парирует мадар.

С дивана к нам заглядывает Айша, ее руки ложатся на ширму, отделяющую гостиную от кухни.

– Ну сделай же что-нибудь. – Пытаясь подавить дурные предчувствия, моргаю, отгоняя от глаз дым. Вокруг стало так темно, так трудно что-то разглядеть. Фигура баба Калана подплывает ближе. – Может, вы просто не задавали ей нужных вопросов. – Указываю на фотографию, висящую над камином. Биби-джан и баба-джан. – Кто это? – Меньше месяца назад она еще знала.

Бабушка смотрит пустыми глазами.

– Сколько у тебя детей? – пробую еще раз.

Биби моргает. Смотрит на свои пальцы.

– У меня… У меня… – Ее лицо все еще ничего не выражает, а меня окатывает смертельный ужас. Склоняюсь как можно ближе к ней и шепчу на ухо:

– А твой отец? Баба Калан? – Оглядываюсь на темнеющую фигуру. Он еще ближе. По его щекам катятся слезы. – Ты видишь его здесь? А Малика? Твои мечты, биби-джан. Ты… помнишь ту ночь, когда тебя выдали замуж? Помнишь что-нибудь?

Но биби лишь безмятежно улыбается баба Калану, словно давно забыла, кто она такая. Словно из нее вытащили то, что делало ее самой собой, и куда-то убрали.

Словно от нее ускользнул целый отрезок времени.

Словно…

Моя ускользнувшая ночь.

Нет. Не может быть. Медленно пячусь обратно. В груди прорастает зернышко ужаса.

Дым такой густой, такой темный, такой красный. Не могу дышать. Еле вижу сквозь него. А он все наползает и наползает на нас.

– Сара, что с тобой? – Хала Моджган откладывает нож и с беспокойством смотрит на меня.