Шрифт:
Нет. Да. Нет.
– Да.
– Я провожу ее обратно в отель, – заверяет Нолан. – Так что не нужно ждать.
Все начинают суетиться, и вскоре мы остаемся одни в компании доски Эмиля и шести разных вкусов вафельного сиропа. Я вновь окидываю взглядом черную королеву и жду, пока Нолан заговорит первым.
Возможно, он скажет, что ошибся и я не такая уж невероятная, и больше не будет давать мне советы. Я почти готова начать оправдываться, извиняться, говорить, что сделала все, что было в моих силах, и если этого недостаточно, то что ж. Я лажаю не в первый раз, но уже больно так, как от всех предыдущих разов, вместе взятых.
Однако Нолан молчит. Его рука скользит по столу, и я думаю, что он накроет мою ладонь своей, но вместо этого всего лишь касается моих пальцев.
Простое, легкое прикосновение. Но мне становится тепло и уютно – этого достаточно, чтобы я подняла глаза, когда он начинает говорить:
– Будь моим секундантом.
– Я… что?
– Будь моим секундантом.
– Нолан, – я растерянно качаю головой. – У тебя наверняка миллион секундантов, зачем тебе…
– У меня их пять. Но я хочу тебя.
У меня начинают пульсировать виски.
– Почему?
– В феврале матч на первенство мира. Мне нужно тренироваться, чтобы обыграть Коха. Ты нужна мне.
– Нет. – Кох не просто соперник Нолана – он его враг. Я подвела нас обоих, когда проиграла ему. – Я не нужна тебе. Скорее всего, тебе и готовиться не нужно. А я только что продула ему, так что я последний человек на Земле, которого стоит…
– Я тоже не заметил ее.
У меня перехватывает дыхание.
– Королеву. Я смотрел партию и был так же беззащитен, как и ты, Мэллори. Я… – Нолан сглатывает. – Я не смог предвидеть такого исхода, а затем не знал, как выбраться из этой ловушки. Я бы тоже сдался.
Я выдыхаю:
– Но как это возможно? Ты победил его несколько месяцев назад.
– Не знаю. Такое бывает, шахматисты годами показывают стабильную игру, а затем вдруг делают резкий рывок вперед. Но эта партия… Кох играл как машина. Идеальный компьютер, который может предотвратить любую атаку, разрушить любую инициативу. И это при условии, что ты охрененно играла. Против тебя справилась бы только программа.
Нолан расстроен. Я всегда думала, что он вспыльчивый, но впервые вижу его искренне раздосадованным, а не злым. Он не уверен в себе.
– Мэллори, если он будет продолжать в том же духе, то станет чемпионом мира.
Я все еще чувствую теплое касание его пальцев.
– Но я уже не справилась.
– Знаю. Однако вместе мы сможем придумать, что делать, – он наклоняется, взгляд прикован ко мне. – Будь моим секундантом. Помоги мне обыграть этот кусок дерьма.
– Я… Если я стану твоим секундантом, мы постоянно будем тренироваться вместе. Я буду знать все. Изучу тебя так хорошо, что тебе будет сложно потом меня удивить. Если я стану твоим секундантом, то буду знать тебя как свои пять пальцев.
На его лице расплывается красивая, мягкая полуулыбка.
– Думаешь, я этого не хочу?
– Нолан…
Я переворачиваю его ладонь и принимаюсь изучать ее. Она такая большая – гораздо больше моей. Линии и бороздки пролегают глубоко в коже. Было бы так легко провести по ним пальцами, обрисовать эти узоры.
Я… Не знаю. Может, это плохая идея. Может, я недостаточно хороша. Не понимаю, откуда в Нолане этот огонек, на который я всегда летела. Не знаю, смогу ли стоять рядом с ним и быть далеко.
Я ничего не знаю, но у меня есть один вопрос, который я хочу задать:
– Нолан?
– М?
– Зачем ты прилетел в Вегас?
Его пальцы сжимают мои. Мое слабое сердце делает сальто.
– Мэллори. Потому что здесь была ты.
Глава 20
– Если ты пойдешь ладьей на g5…
– …тогда слон…
– …но эта пешка…
– …на g7…
– …нет, если не хочешь подставить короля под удар…
– …знаешь, есть такая штука, называется рокировка…
– Эм… ребята?
Мы с Ноланом поворачиваемся к Тану и одновременно раздраженно выпаливаем:
– Что?
Тану стоит, прислонившись к косяку. Выражение ее лица скорее скептическое, чем испуганное. Волосы собраны в небрежный пучок, комбинезон в виде коалы висит свободно. Она в очках, а значит, уже сняла линзы, а это, в свою очередь…
– Уже одиннадцать сорок. Вы здесь сидите с двух, и, кажется, вас все устраивает. Но если вы вдруг решите, что героические подвиги украинских гроссмейстеров середины прошлого века недостаточно питательны, в холодильнике пирог из курицы.