Шрифт:
Рита была удивительно хороша, когда пела. И гитара в её руках заставляла вздрагивать и волноваться. При этом она не сводила своих тёмных глаз с Крылосова.
– Она поёт для тебя, - шепнула я ему.
– Очень красивая девушка.
– И умная, - наклонившись к моему уху, ответил тот тоже шёпотом.
– Хочет, как и я, поступить на журналистику. Может, и ты пойдёшь на этот факультет?
– Зачем тебе соперники?
– хмыкнула я.
– Думаю, одной конкурентки достаточно. Если вместе поступите, составите пару, - прошипела шёпотом ехидно.
Парень нахмурился и захватил под столом мою ладонь, которую я держала у себя на коленях, крепко сжал её. Не отпустил даже после того, как Рита закончила петь и все направились в соседнюю комнату, чтобы танцевать. Лёха потащил меня туда за собой. Но песню включили быструю, из тех, вокруг которых раздувают сегодня какой-либо хайп, то есть рекламную трескотню, и которые, в сущности, годятся только для дергухи на танцах, не для слушания. Ему пришлось освободить мою руку. Впрочем, он всё равно держался рядом со мной.
Чуть позже зазвучала медленная мелодия, и кто-то из девчонок объявил дамский танец. Полукитаянка тут же пригласила Лёху. Я же пригласила первого попавшего под руку парня, вернее, на кого натолкнулась. Им оказался Данила Сухоруков, тоже брейкер и "звёздный пришелец". Поэтому нам было, о чём поговорить. Конечно же, о приближающемся выступлении и хореографе, который выжимает из нас все соки.
Так что мы с Данилой не молчали, весь танец проговорили. Но я постоянно ощущала на себе жгучий Лёхин взгляд.
Как только спокойная музыка смолкла и на смену ей раздалась более бурная и стремительная, он снова оказался рядом и уцепился за мою руку. Неожиданно решительно повёл меня из круга танцующих в коридор, а затем в дальнюю комнату. И плотно закрыл дверь.
– Куда ты затащил меня?!
– возмущённо проворчала, оглядываясь.
На стенах повсюду - портреты футболистов, участников музыкальных групп, на тумбочке, у кровати, фотография в рамке, на которой улыбающийся Марик в лет десять с родителями. Это его комната, догадалась я.
– Не стыдно тебе вламываться в чужую спальню незваным гостем?
– стала укорять парня.
– В этой берлоге я бывал не раз, - отмахнулся тот от моего осуждения и улыбнулся как хитрый лис.
– Марик видел, что я повёл тебя сюда, он не против.
Я рванулась, чтобы выйти из комнаты: у меня мелькнула вдруг мысль, что парни о чём-то в отношении меня договорились. Мне это не понравилось.
– Выпусти меня!
– произнесла с возмущением.
Однако Лёха загородил мне путь. Прижался спиной к двери и уставился пристально прямо в мои глаза. Зрачки его расширились так сильно, что коричневая радужная оболочка стала едва заметной. Смотрел он долго и неотрывно в упор.
Внутренне я невольно запаниковала, потому что во взгляде его было что-то странное и непонятное. Не пьян же он: мы выпили всего-то по бокалу шампанского.
Неожиданно выражение глаз парня смягчилось. Он взял меня за плечи, приблизил своё чуть раскрасневшееся лицо к моему и воскликнул негромко, но возбуждённо и несколько надрывно:
– Это просто невыносимо уже! Не могу терпеть, когда ты рядом с другими парнями!
– С другими парнями?
– по-глупому повторила я, буквально впав в недоумение: куда это Крылосов клонит.
– Да, с другими!
– подтвердил юноша взволнованно и продолжил сбивчиво: - Сначала Донцов, потом Лакман, а теперь и Данила!.. Ты меня с ума сводишь!.. Как наркотик... Я не хочу, а меня тянет...
– Так, я тебе нравлюсь?
– прошептала я без какой-либо игривости.
– Нет, конечно же, нет, - торопливо возразил Лёха, - Ты мне не нравишься!
Я попыталась освободиться от его рук. Но он обнял меня за талию и притянул к себе.
– Нравишься - это не то слово, - поправился с нежностью в голосе.
– Я отравлен тобой. Люблю, одним словом. И ничего тут не поделаешь!
И прикоснулся губами к моим глазам, которые я прикрыла, испытывая приятные ощущения.
– Мне хочется постоянно быть с тобой всегда, - зашептал, с каждым словом взбудораживаясь и целуя моё лицо.
– Смотреть на тебя, любоваться тобой и притрагиваться... Дышать одним воздухом с тобой... Ты рядом со мной, если даже тебя нет. Я представляю тебя себе и разговариваю, балдея от счастья, что бы ты сказала, что сделала. Ты проникла в меня! Мои мать с отцом не знают, что со мной происходит. Я ведь у них единственный ребёнок, и они во мне души не чают. Но я бессовестно беснуюсь дома, как раненый гризли, и кидаюсь на них незаслуженно по пустякам. Родители даже стали подозревать, не принимаю ли я наркотики. На самом деле наркотик мой - ты!