— Но ведь только ты решаешь, когда открывать будущее, разве нет? — уточняю я.

— Не всегда, — отвечает он, глядя на меня в изнеможении. — С недавнего времени это появилось и по ночам. Я иногда просто не могу сомкнуть глаз после того, как проснусь от какого-то кошмарного видения. Притом я не хочу этого видеть, — горько усмехается он.

— Тани… — выдыхаю я и обнимаю его. А он нежно заключает меня в свои объятия.

— У меня, кстати, на прошлой неделе была совсем отвратная ночь, и я добавил вам на заднем дворе немного красоты, — трет переносицу он. — Думаю, скоро распустятся.

— Лучше бы ты спал, — корю его я.

— Я хотел тебя порадовать, — нежно проводит он кончиками пальцев по моей щеке. — Надеюсь, хотя бы ты отдохнешь и наберешься сил за нас двоих, — после этих слов он ласково целует меня в лоб и, пожелав спокойной ночи, уходит, оставив меня одну.

Как только он скрывается за углом, я, не сдержав своего любопытства, захожу в мамину оранжерею. Проходя мимо многочисленных пахнущих летом цветов и источающих умиротворение растений, я вижу в самом конце с краю красивейшие бутоны изумрудных лилий. Они переливаются в слабом свете восходящей луны своим необыкновенным глубоким цветом, а я, как завороженная, смотрю на них, не в силах отвести взгляд, и думаю о своём зеленоглазом ангеле. Больше всего на свете я хотела бы ему помочь, сделать так, чтобы ему было легче. Но что я могу? Какую силу может иметь человек в мире, где ему отведена роль стороннего наблюдателя? Мне остается просто быть рядом. Быть рядом с ним, пока он этого хочет, а потом я, видимо, часами буду сидеть и смотреть на эти лилии, вспоминая время, когда моя жизнь была наполнена смыслом и его живительным светом присутствия.

Ближе к обеду, поглощённая нерадужными мыслями относительно скорого разворота будущего и моего ничтожного места в нём, я плетусь избитой дорогой в библиотеку Прайма. С одной стороны, если Таниэль окажется прав и Эмпайр возродится, это означает, что «Семёрка» в полном составе будет пытаться освободить новые храмы Всевышних и расширить границы доступных нам для освоения земель, что само по себе станет значительным резонансным вихрем в Лунаре, несущим в своём порыве колоссальные изменения. Но с другой стороны, нельзя забывать про моё собственное никудышное будущее, которое не вызывает у меня никаких других эмоций, кроме безжалостного разочарования. Мне не нужно обладать древнейшим артефактом, чтобы заглянуть за горизонт, здраво оценив свои шансы. Мне нет места в Верхнем Прайме, и мои знания не изменят ровным счётом ничего, ведь людей никогда не допускали к обучению на верхние ступени, и вряд ли это когда-нибудь изменится. Единственное, что я могу, — это с достоинством принять последствия и поддерживать всеми силами своих друзей на их предстоящем непростом пути.

Я ощущаю на своих щеках странный неестественный холод и поднимаю глаза. То, что я вижу, застаёт меня врасплох, и я застываю на месте, впервые со всей ясностью понимая, что, пожалуй, поступать в Верхний Прайм — это не такая уж и хорошая затея, ведь я забыла о ключевом нюансе обучения. Огромные клубы неестественно густого тёмного дыма тянутся с поверхности земли до самого солнца, заволакивая половину лазурного неба и бросая длинную блеклую тень, уходящую за горизонт. Туман с огромной скоростью вертится вокруг своего эпицентра, отдавая мертвецки безнадежным холодом дыхания смерти. Еле уловимые очертания Деймона, сидящего со скрещёнными ногами на траве со своим дневником в руках, проступают сквозь это ужасное во всех отношениях зрелище. Неожиданно он резко поднимает свои ладони вверх и всё бесследно рассеивается. Слегка разочарованными глазами он смотрит на свои трясущиеся руки, по которым ползут чудовищные тёмные змеи вздувшихся вен, а с носа он кулаком вытирает густые капли багровой крови, что говорит о том, что такого рода заклинания ему ещё не по силам — они без остатка забирают не только его колдовскую энергию, но и сжирают часть его жизненных сил, а это уже куда серьёзнее. Неожиданно его суровый чёрный взгляд встречаются с моим, и он с недовольством захлопывает дневник, неуверенно вставая.

— Кира! — я чуть ли не подпрыгиваю от звонкого крика Нимы. — Ты сейчас не поверишь, чему я научилась! Ты просто должна это увидеть! — Её лицо вихрем проносится передо мной, когда она настойчиво тянет меня за руку, увлекая куда-то вдаль, а я только и успеваю заметить насмешливую улыбку в его чёрных глазах.

Нимуэй очень сильно похожа на своего брата, но только внешне. Короткие светлые волосы, мягкими волнами ложатся на её хрупкие плечи. Изумрудные игривые глаза с тонкими губами на фарфоровом изящном личике. Необычайная грация и красота движений завораживают своим шармом и загадкой. А вот для описания её характера подойдёт весьма посредственное словосочетание, которое на первый взгляд не подразумевает и не может подразумевать под собой второго дна: модница вертихвостка.

Она любит наряжаться и готова заниматься этим целые сутки напролёт, выбирая между вон тем вот платьем перламутрового оттенка с резными пуговичками и вот этим шёлковым комбинезончиком с необычными рюшами. При этом весьма ненавязчиво напрашивается на комплименты, а если их не получает, пребывает в весьма скверном настроении и может даже выкинуть на помойку вещь, которая, по её мнению, буквально испоганила ей жизнь своим мерзким видом. При этом у неё нет отбоя от кавалеров, которые настырно ухаживают за ней, дарят изысканные подарки, осыпают комплиментами и помогают во всём, чтобы она не попросила. Какими бы безумными ни были её просьбы, джентльмены готовы на всё, лишь бы заполучить хотя бы крупицу её внимания. А уж за кокетливую улыбку и вовсе готовы покорить или уничтожить весь белый свет. Пожалуй, девушка, одарённая таким обаянием и такой властью, не может не вызывать хотя бы каплю уважения. Ведь у всех свои таланты, какими бы странными они ни были. При этом при более близком знакомстве я разглядела в ней очень ранимую личность, страстно мечтающую о настоящей любви и изысканной красоте. Личность, способную на глубокую привязанность, чистую преданность и искреннюю честность для любого, кого она будет считать своим близким другом, коих, впрочем, не слишком то и много.

Она тараторит о том, что я сделала невозможное, и благодаря моим разъяснениям она первая в классе без особых усилий сделала воздушного элементаля.

— Теперь мне все завидуют, — хвастается она, гордо задрав подбородок. — У тебя реально талант, Кира! Моя сила значительно возросла под твоим руководством, — на что я лишь смеюсь, узнавая слова и тонкие манипуляции её любимого брата, и говорю, что всегда к её услугам.

Выслушав подробнейший отчёт о её великолепнейшем уроке, высшей похвале учителя, реакции «этих бездарей одногруппников» и увидев демонстрацию элементаля воздуха, который действительно был выполнен без особых усилий и внушал уважение всем своим видом, я, к великому своему счастью и облегчению, наконец, направилась в библиотеку, где намеревалась провести оставшуюся половину дня. Я загребла стопку книг по нескольким дисциплинам и разложилась около окна, вдалеке ото всех.

— У тебя удивительный талант находиться ровно там, где я тебя ищу, солнышко, — слышу я его проникновенный голос в то время, как он садится с парой книг напротив меня. — Составлю тебе компанию, ты же не против? Мы всегда с тобой были партнёрами по библиотеке, мне кажется, мы просто обязаны объединиться в таких напряжённых условиях.

Я с недоумением смотрю на него. Это точно Деймон? Он слегка кривит губы и, сложив ногу на ногу, погружается в свои книги, периодически крутя в руках чёрный и красный ментальные шары — один для подавления и уничтожения всех чувств, второй для садистской боли и пыток. То, с какой лёгкостью и непринуждённостью он ими манипулирует, вызывает у меня назойливую панику — многие чёрные колдуны даже один не могут покорить с такой лёгкостью, не говоря уже о двух. Но не смотря на эту видимую небрежность, у него слегка уставший и измождённый вид, а рукава чёрной рубашки спущены вниз, прикрывая его руки, которые, видимо, ещё и не пришли в норму — он не прощает себе свою слабость и не любит её демонстрировать другим.