– И обратно в сову я тоже могу. Сам, не дожидаясь, пока этот мелкий захватчик отберёт моё тело, – криво пошутил Рене. – Надеюсь, такое умение будет без надобности, но, раз уж мы досконально вели работу над заклятьем, надо было выяснить все границы.

Я отметила, что общение вельвинда с Ильном приобрело явный дружеский оттенок. Переводила взгляд с одного на второго, отставив в сторону едва пригубленное вино.

– А как часто удаётся оборачиваться? Это… не очень опасно?

– Нисколько, – заверил Ильн. – Рене тренируется ежедневно. Помимо того, что получилось ослабить заклятье, мы смогли достучаться до магии Рене. Всю вытащить пока не удалось, но это вопрос времени. Ещё и благодаря частичной разблокировке дара у него получается держать контроль над навязанной птицей.

– То есть при возвращении дара полностью Рене может самостоятельно избавиться от тёмных чар?

– Может быть. Но на сегодняшний день я сделал всё, что мог, – виновато вздохнул Ильн. – Неуловимые перья – вот что вызывает самую большую досаду. Так что если найдёте специалиста с более высоким уровнем дара, нежели мой – не отказывайтесь от его услуг.

От новостей немного кружилась голова, губы сами собой складывались в улыбку. Рене выглядел так, словно у него за спиной выросли крылья. Семь часов человеком – это почти целый день, это просто замечательно! Даже эти новые обстоятельства указывали на то, что мне необходимо в ближайшие несколько дней покинуть Бейгор-Хейл навсегда: прятать мужчину в женском будуаре станет совсем неудобно, а заставлять его превращаться в сыча будет настоящей пыткой. «Рэй, – молча позвала я. – Прошу тебя, не подведи. Пусть у нас всё получится!»

И всё же упаковаться обратно в сычика вельвинд собрался прямо сегодня и в добровольном порядке. Когда мы обсудили всё, а мужчины допили вино, Рене заявил, что возвращается домой. То есть со мной, ко мне. Ильн никак не комментировал наши не самые простые отношения, только заявил, что знакомство с альнардцем считает честью и большой удачей, рассчитывает, что его не забудут и будут как минимум писать, а при случае наведываться в гости: дом столичного мага всегда открыт для человека-птицы и его дамы. От оплаты своих услуг отказался наотрез.

– Не очень-то я эффективен оказался в таком деле, как снятие заклятья, хотя прежде справлялся с такой задачей успешно, – сконфуженно хмыкнул маг.

– Ты мне очень сильно помог, – с заметным акцентом в голосе возразил птиц.

Ильн предложил своё ландо, чтобы мы со всеми удобствами вернулись в Гельдерт, где я, согласно легенде, временно проживала, но мы в самых вежливых выражениях от транспорта отказались. Беловолосый маг долго махал нам, стоя у распахнутой калитки, пока мы не скрылись за первым поворотом. Нашли удобное место для перемещения в замок, но перед тем Рене вытащил и вручил мне пригоршню совиных перьев. Я не стала отказываться, а вельвинд уже деловито сообщал, что придётся опять стать сычом: в таком виде его получалось перетаскивать сквозь пространство.

– А потом? – тут же спросила я. – Ты сможешь сегодня обернуться ещё раз?

– Увы, – вздохнул Рене. – Пока что получается только раз в день. Но я и совой могу тебя и слушать, и понимать, если ты не забыла. И мне не терпится узнать о твоих приключениях, лиро. Почему-то не сомневаюсь, что они у тебя были. И не делай такое невинное лицо.

Я неопределённо хмыкнула и сложила перед собой ладони ковшиком. Спустя минуту в них опустился хорошенький желтоглазый совушек, и я бережно прижала его к себе.

Глава 32.2

Только дома я поняла всю поспешность нашего возвращения. Поговорить-то с Рене следовало, пока он оставался человеком, а уж потом ломать перо. Но что уж теперь.

– Все в замке считают, что ты улетел насовсем, – первым делом предупредила я Рене. И рассказала о приезде Вергена со старым другом Фитри. Совиные глаза нехорошо сверкали, коготки скребли по столешнице: упоминание о циркаче всё ещё вызывало заметную ярость. Продолжать скрываться от слуг Рене согласился. Узнал и о том, что у меня поменялась горничная.

Слушать он действительно мог, а я за долгое время вполне сносно научилась понимать реакцию сычика. Поговорили мы, вернее, в своём монологе я упомянула о многом, что успело произойти за время отсутствия Рене. Избегала только подробностей наших отношений с Райдером, но, скорее всего, сообразительный сычик и без подробностей многое понял. Но самую бурную реакцию Рене, конечно, показал, когда я сказала, что никакого смертельного недуга у меня и в помине нет. Вот тогда я снова пожалела, что мы говорим в таких разных обличьях. Из клёкота, какого-то сдавленно-шипящего, чтобы не голосить на весь этаж, из яростного хлопанья крыльев и прыжков по мебели я поняла, что страшно оскорбила сычика тем, что не дождалась хотя бы его, а провернула всё самостоятельно. И с огромными рисками. Вот же… Лишь бы им всем ругаться.

Обсуждать планы следовало с Рене-человеком, это пришлось отложить. А ведь я не знала, как отнесётся Рэй к моей птичке. Надеялась только, что его отзывчивости и благородства хватит и на помощь этой самой птичке. Вместе – неужели мы не преодолеем наконец барьер этого заклятья?

Лёгкое сияющее письмо почти нежно клюнуло меня в плечо, скользнуло по рукаву до локтя и опустилось в ладонь. Я как раз устраивалась поужинать в малой чайной комнате, на виду у Яолы, которая успела от души поворчать, что я слишком затворнический образ жизни веду и в своей спальне сижу как приклеенная. Я бы и ужин попросила принести к себе, Айя только рада была новому поручению, и Рене с удовольствием бы разделил со мной вечернюю трапезу. Он остался в спальне, притихший и задумчивый, а я не хотела давать экономке новый повод для всяких подозрений. И вот – пожалуйста. Такой бумагой пользовался для посланий изысканный лэйр-Альвентей, а он являл собой очень и очень весомый повод для разного рода подозрений. Я покосилась на Яолу, поправлявшую выставленную на столике посуду, но женщина и бровью не повела, поинтересовалась только, налить ли мне в чашку ягодного морса или я сама справлюсь. Похоже, зачарованная бумага для посторонних глаз и впрямь была незаметна. Я бережно сжала в ладони тёплое письмо и опустила его в карман юбки. Читать при Яоле всё одно не стану, хотя всё внутри тут же кувыркнулось от любопытства и нетерпения. Еду я глотала, не чувствуя вкуса, торопясь и обжигаясь. Экономка к тому времени уже выплыла из комнаты и неприличного поведения хозяйки за столом, к счастью, не видела.