– Это просто слова, Рене. Я не защищаю человека, с которым нас связали брачные клятвы, но объективно: он не бросил меня на произвол судьбы до сих пор. Я получаю регулярные осмотры лекарем, лекарства, у меня есть крыша над головой и безопасность… уж какая есть. Так что слово, данное отцу, он как умеет, так и держит. А то, что Верген отослал меня подальше, а сам наверняка позволяет себе разные вольности – так мне всё равно. Пусть хоть десяток любовниц себе заводит, хоть в дом их приводит, если есть на что содержать.

Я не удержалась, скептически фыркнула. Интересным мужчиной, возможно, не лишённым привлекательности, дэйна Уинблэйра можно было назвать разве что в молодости, которую я не застала: на момент нашего печального знакомства ему было около сорока. Плохо представляю, какая женщина польстилась бы на него сейчас, с его словно обтянутым тонкой сухой кожей угловатым лицом, залысинами, прилизанными волосами, не густыми даже в лучшие времена. Будь у него туго набитый кошелёк и солидный счёт в банке, никто не смотрел бы на залысины. И обаяния ему вовсе не досталось. Впрочем, как жена, я не объективна, по себе помню: если очень нужно, Верген умел и складно говорить, и красиво улыбаться.

– Что касается списка, – я посмотрела в янтарные глаза, возвращаясь к главному. – Я сделаю всё, чтобы его достать. Либо придумаю другой способ, который пока ускользает от моего понимания.

Безумно жаль, что не с кем посоветоваться, проконсультироваться.

– Я не знаю, какую систему знаков ты хочешь изобрести для поддержания бесед, пока я тот ррохов воробей, – поморщился Рене. – Клювом стучать и лапкой дрыгать я не буду. Но говорить со мной вслух можно и нужно, любую мысль, любую идею, даже если она кажется безумной. Что касается твоего ограниченного передвижения вне стен замка… Раз уж всё пока так, как есть – считаю нелишним начать решать языковую проблему. Мне нужно научиться хотя бы читать на имперском. Поможешь?

Он с надеждой заглянул мне в глаза.

Пара коротких, в два-три часа, обращений в декаду… В течение которых Рене пытался успеть пожить человеческой жизнью: принять ванну, размять затёкшие конечности, уговаривал выпускать его на прогулку за пределы этой комнаты, ещё и изуверские тренировки затеял и запретил на это смотреть!

Я очень даже понимала и поддерживала желание восстановить былую форму, но делать специальные упражнения он уходил за ширму, которую передвинул подальше от стены и поставил так, чтобы я его самоистязаний не видела. Но звукоизоляции-то не было, и я честно делала вид, что не слышу, как он сопит, пыхтит и ругается на своём языке.

Этих редких часов было мало, но лучше, чем ничего.

– Постараюсь. Я не гожусь в учителя и наставники, но давай попробуем, – я неуверенно улыбнулась. – В… в следующее твоё появление, да? Я пока поищу в библиотеке учебник, мне кажется, какие-то книги должны здесь быть.

Он собирался помогать мне в поисках!..

– Как твои руки? – вспомнила я о ещё одной проблеме, кивнула на переплетённые пальцы.

Рене чуть заметно скривился.

– Лучше. До нормальных результатов после упражнений далеко, этого очень мало, но всё же лучше. Спасибо.

В прошлый и позапрошлый раз я растирала его пальцы, кисти, заставляя кровь бежать быстрее. Заметила, что Рене то и дело встряхивал руками, а потом пытался, раз за разом пытался и не мог взять в руки кружку с питьём, пристала с расспросами. Крайне неохотно Рене признался, что после обращения он не чувствует рук, они так немеют, что не сразу возвращается чувствительность. Это случалось не в каждое превращение, но случалось.

Преодолевая неловкость, я тогда пересела поближе к сычу, взяла его руку в свои и принялась разминать, растирать, не пропуская ни одного участка кожи. Сначала одну, потом вторую, не останавливаясь под его неотрывным пристальным взглядом, чувствуя, как краска заливает лицо и шею. Сама не поднимала глаз, смотрела на его ладони, пальцы, пыталась представить, можно ли вот этими руками завалить огромное бронированное чудовище? Спросить не решилась…

– Гердерия звучит лучше, – вдруг сказал мой сыч.

Я успела назвать ему настоящее имя, и в тот раз он просто кивнул, беззвучно шевельнул губами, будто пробуя на вкус.

– Но на ласточку ты не похожа, – быстрая улыбка на губах. – Может быть, в детстве, с другим лицом, но не сейчас.

– А сейчас на кого?

Детское прозвище было мне дорого, дарило искорку тепла, помогало хранить в памяти лица родителей.

Рене склонил голову набок, рассматривая меня будто впервые, снова мелькнула на его лице загадочная улыбка.

– Пока не скажу.

– Рене!..

– Когда приезжает твой муж? – без перехода спросил он, и дразнящая улыбка сползла с лица.

Я задержалась с ответом, потребовалось несколько мгновений, чтобы перестроиться.

– В конце осени, скорее всего. Он сообщит более точный срок. А что?

– Ключ от этих стен он держит при себе?

Я уставилась на сыча в глубоком недоумении.

– Рене, ты что… Ты хочешь стащить у Вергена ключ?

Он досадливо махнул рукой.

– Стащил бы, без зазрения совести стащил. Не сверкай так своими прекрасными очами, Дэри, я не собираюсь красть, это было бы слишком… заметно и сразу указывало на тебя. Ты всё очень подробно объяснила и я согласен: убегать сейчас было бы неразумно, нужна подготовка. Но увидеть ключ надо: если ты намереваешься покупать дубликат, хорошо бы понимать, какой именно.