Шрифт:
– Спасибо, Хельмут, - слегка улыбнувшись, сказал Шлоссер, подождал, пока слуга закроет за собой дверь, взял стоявший на столе телефон, повертел и поставил на место.
В коридоре раздались шаги, послышался недовольный голос Хельмута, и в кабинет вошел гауптштурмфюрер Маггиль.
– Хайль Гитлер, Георг!
– Здравствуй, Франц!
– Шлоссер сделал шаг навстречу гостю, оглядел его: - Гауптштурмфюрер, поздравляю.
– Фюрер дал мне то, что вы получили при рождении, барон.
– Франц подошел.
– Здравствуй.
Офицеры пожали друг другу руки. Шлоссер снова оглядел гостя.
– Я рад за тебя, Франц. Ты прекрасно выглядишь, не отъелся, как большинство твоих коллег.
– Шлоссер похлопал гауптштурмфюрера по плечу.
– Молодец.
– Спасибо, Георг, чертовски рад, что ты приехал именно в Таллинн. Я как услышал, что тебя вызвал Канарис, так понял, что очень скоро Георг фон Шлоссер поедет в Россию. Но именно в Таллинн? На это я не надеялся.
– Я также рад встрече.
– Старый Хельмут уже проскрипел, что какую бы форму на лавочника ни надень, он так и останется лавочником. Почему лавочником? Маггили всю жизнь были скотоводами. Ты помнишь нашу ферму?
– Я же пять дней как из дома, Франц, - ответил Шлоссер.
– У Хельмута где-то подарки от твоей Эльзы. Она просила передать, что дети здоровы. Франц, их у тебя ужасно много!
– Пятеро.
– Маггиль полез в карман.
Шлоссер его остановил:
– Бога ради, без фотографий, Франц. Недавно я видел все твое семейство.
Офицеры сели в низкие кожаные кресла, закурили и, улыбаясь, посмотрели друг на друга.
Во внешности барона все было остро: жесткие усы, ломаные поднятые брови, раскосые глаза, волосы - светлая короткая щетина.
У Маггиля мягкие черты лица, он брюнет с прической и усиками "а-ля фюрер", у него голубые круглые глаза и яркий пухлый рот.
– Постарел?
– спросил Шлоссер.
– Не знаю, - неуверенно ответил Маггиль.
Вошел Хельмут, спросил:
– Ужинать будете при свечах, господин барон?
– Он повернулся к Маггилю и пробурчал: - Франц, если станешь стряхивать пепел на пол...
– Хельмут, с сегодняшнего дня ты будешь говорить: господин гауптштурмфюрер, - перебил слугу Шлоссер.
– А свечей не зажигай.
– Слушаюсь, господин барон.
– Хельмут поклонился.
Маггиль подождал, пока денщик выйдет.
– У нас здесь работы хватает, Георг. Шеф заболел, твой Франц отвечает за город. Это непросто.
– Понимаю.
– Шлоссер вертел между пальцев сигарету, поглядывал на Маггиля.
– Ни черта ты не понимаешь. Но скоро поймешь. Эстонцы должны были встретить нас лучше.
– Почему, Франц?
– Шлоссер взял со стола телефон, вынул из кармана нож, неторопливо начал разбирать аппарат. Маггиль хмуро следил за его движениями.
– Почему эстонцы должны встречать нас хорошо?
– Тебе будет трудно работать, Георг.
– Маггиль вздохнул.
– Ты аристократ, тебя недолюбливает фюрер. Только Канарис сумел добиться твоего возвращения в строй. Я получил специальное распоряжение по поводу твоего приезда.
– Перечисляя, он сжал правую руку в кулак, а левой разгибал на ней пальцы.
– Спасибо, Франц.
– Шлоссер открыл телефонный аппарат, вынул из него деталь, положил на стол. Маггиль опустил глаза. Шлоссер не упрекнул его, беспечно сказал:
– Недурно, Франц.
Маггиль молчал, поглаживая кисть левой руки. Пытаясь выйти из неловкого положения, он сказал:
– Забыл сказать, Георг. Я получил приказ из Берлина оказывать тебе посильную помощь.
– И начал с подслушивания телефонных разговоров.
– Шлоссер взял вынутую из телефонного аппарата деталь.
– Тебе не мешает знать, Франц, что адмирал Канарис встречался с твоим шефом Кальтенбруннером. В этой операции СД и абвер будут работать вместе. Не переусердствуй в слежке за мной. Можешь остаться без головы.
– Что ты, Георг? Хочу предупредить тебя - Кальтенбруннер не любит аристократов. Не думай, что я смогу тебе существенно помочь.
– Спасибо, Франц, - беспечно ответил Шлоссер.
– Пройдем в гостиную, проверим, все ли готово.
Старинная мебель красного дерева и вполне приличный ковер остались от хозяев особняка. Шлоссер поправил стоявшие на камине подсвечники и зажег свечи.
– О, свечи! Столовое серебро, коньяк и русская водка. Хорошо быть богатым.
– Потирая руки, Маггиль обошел стол.
– Кто-то сказал, что в мире имеется лишь два рода людей: богатые и бедные.