Шрифт:
– А убийца великий, справедливый судья? – Самбуров улыбнулся.
Кира смотрела на него испуганно и удивленно. В серо-фиолетовых глазах, ставших огромными, сияли любопытство, удивление и страх. Она как ребенок, умный не по годам, догадалась, ляпнула, а теперь испугалась и не знала, под какую лавку залезть. Девушка похлопала ресницами, что-то еще прикидывая в уме.
Самбуров понимал, о чем она. Знал, что рано или поздно подобные вопросы задает себе любой следователь, оперуполномоченный, дознаватель и все остальные служители закона. Он на эти вопросы себе ответил давно. И здесь обладал абсолютно дихотомическим мышлением [11] . Он не осуждает, не сочувствует, вообще не оценивает поступки. Он расследует и ловит согласно совершенным злодеяниям. Судят и приводят приговоры в исполнение другие органы.
11
Дихотомическое мышление — анализ проблем и принятие решений по принципам «или / или», «все или ничего». Иными словами, человек «бросается» в крайности из-за мышления в черно-белых тонах, рассматривает самое плохое или самое хорошее. Компромиссы и альтернативные варианты в расчет не берутся.
– Какими бы благими намерениями и высшей справедливостью ни руководствовался преступник, – он преступник. Мы найдем его и отправим под суд. Правосудие у нас вершат в специально учрежденных для этого органах. Они и рассудят. А мы ищем и ловим убийцу.
– Да, – кивнула Кира, пообещав себе больше никогда не затрагивать эту тему с Григорием. Он работает в системе и подчиняется ее законам. Философские рассуждения только внесут смуту и тревогу в его жизнь. А в ее? Как считает сама Кира? Так же легко готова действовать в отведенных ей рамках? Или пресловутый комплекс демиурга сразу разрешал и даже требовал рассудить по справедливости, встать на сторону того, кто прав? Может ли жестокий убийца оказаться справедливым судьей? Если жертвы виноваты, если жертвы сами преступники, воры, мошенники, убийцы? Тогда кто прав?
Кира задавала себе вопросы и ничего в ней на них не бунтовало, не возмущалось, не требовало справедливости или победы истины. Тем более она не верила ни в то ни в другое. Она знала наверняка, что любую ситуацию можно развернуть в нужную сторону, вывернуть в своих интересах. Вот это любопытство ее и терзало, подкидывая задачку за задачкой. Она радела не за честь, не за мораль и не за совесть, только за результат. Поставить цель и получить результат.
Кира испугалась своих рассуждений. Она стремительно осмотрелась по сторонам, не прочитал ли кто-то на ее лице крамольных мыслей. Григорий получал удовольствие от прогулки, улыбался, глубоко дышал. Он повел Киру в маленький бар, где за столиками под голубыми зонтиками с видом на море наливали эксклюзивные сорта шампанского местного производства. Кира выпила два разных вида, произведенных классическим методом, закусила тазиком мидий, виртуозно оперируя специальной вилкой. Этой же вилкой она тыкала в разложенные по столу фотографии трупов. Улыбчивая девушка-официантка покосилась на кровавые картинки и предложила напитки покрепче.
Если жизнь подбрасывала Кире Вергасовой сложную задачку – неразрешимый людской конфликт, пару-тройку убийств, нестерпимое желание получить то, что не получается, но очень-очень хочется, она воспринимала это как узелок из запутанных ниток, который она должна распутать. Убежденная, что любой узелок можно развязать, она начинала искать ту самую часть, торчащую петельку, тянула, и нитка распускалась. Она не допускала мысли, что есть что-то, с чем она может не справиться. Всегда торчит петелька! Если что-то зацепило, значит, из вас это что-то торчит. Надо потянуть и распутать.
Хуже всего Кира справлялась со своим собственным узелком. Хотя некоторые ниточки уже связались. Григорий прижимал ее к себе, долго и непрерывно целовал в висок и в макушку.
Он все-таки смог ее отвлечь от круговорота мыслей. На помощь пришли ветер и море. Завернутая по самый нос в плед, на палубе катера Кира смеялась взахлеб, открывала и закрывала рот, ловя ветер и брызги. Он точно знал: она счастлива, свободна.
Глава 15
На побережье опустилась ночь, бархатная, нежная, отодвигающая все заботы на завтра. Такая, какая она бывает только на морском побережье. С серебряными росчерками луны на воде, с разноцветными звездами прибрежных огней.
Они вернулись в отель. Кира цокала каблуками по белому мрамору, лицо и голые плечи сливались с темнотой, юбку сарафана и волосы трепал теплый ветер. Самбурову хотелось поскорее оказаться в номере, стиснуть ее в объятиях, спрятать от всех хотя бы до утра.
– Наш повар переживает, что накормил не всех гостей. А я привез превосходное красное из резервной коллекции, – сквозь ночь донесся с веранды ресторана знакомый мужской голос. Светлый костюм выделялся на темном небе, но лица видно не было. Мужчина, говоривший с ними, оперся на перила. – Добрый вечер.
На Киру будто откуда-то повеяло холодом. Голос она припомнила не сразу.
– Марат Константинович, приветствую, – поздоровался Самбуров.
– Григорий Сергеевич, Кира Даниловна. – В темноте выражение лица разглядеть не получалось, но Кира помнила, никакого выражения на нем и нет.
Они поднялись по ступеням на веранду. Здесь горели неяркие огни – настоящие свечи в стеклянных плафонах, играла музыка, столики сияли белоснежными скатертями. Лишь за одним сидела семейная пара с детьми, а за другим – мужчина. Кира видела семейную пару вчера. За стол, где сидел мужчина, их пригласил Марат Атаев.
– Не пугайтесь. Я вашу машину узнал. Обрадовался. Приятно видеть вас в качестве своих гостей. Это мой отель, – объяснил он спокойно и вежливо. – Вот, познакомьтесь, мой друг и компаньон Максим Львович Курбатов.
Мужчины пожали руки, Кира улыбнулась.
– Очень приятно познакомиться, не будем вас отвлекать, – Самбуров предпринял попытку уйти.
– Мы закончили, – Максим Львович встал. – Я бы предпочел откланяться. Супруга дома ждет, и дочка гостит у нас. А у вас впереди такой вечер. С этой веранды открывается потрясающий вид на «морское сияние».