Самбуров хмурился:

– Но жертв же не было?

– Три. Охранник с собутыльником в одном случае и неустановленный труп в другом. Но это было логово секты, и одна из версий расследования: человек уже был мертвым до пожара. Ну вроде как его убили во время ритуала. Дело еще не закрыто, может быть, так оно и есть.

– Он вселяет панику, – задумчиво проговорила Кира. – Самоутверждается и получает удовольствие, вызывая страх и переполох, повергая в ужас. Возможно, он наблюдает за пожаром. Смотрит, как люди пытаются тушить, как огонь разрастается, как приходит понимание, что они не справятся с ним… ощущение беспомощности. Его распирает гордость победы и чувство превосходства – это он устроил пожар, заранее знал, что огонь сожрет храм. Он не собирался убивать людей. Он сжигает храм и доказывает, что бог не в силах спасти то, что он, человек, приговорил. Он воюет с высшим существом, мстит ему. В случае пожаров люди его не интересуют.

– Мистификатор хренов, – выругался Самбуров.

– Пожар – действие обширное, страшное в своей неуправляемости и зоне поражения. Но в то же время поджог – это действие, совершаемое без риска, исподтишка, издалека. Для него это компенсаторная реакция на ощущение себя слабым, немощным, бессильным. Он кому-то подчиняется, его это тяготит, возможно, нет полного осознания этого механизма. И не обязательно довлеет человек. Возможно, чувство вины или ситуация…

В комнате установилось молчание. Есть над чем подумать.

Позвонил Вольцев. Кира почти угадывала его вопросы, хотя и не слышала конкретных слов. Дело дошло и до интереса, как дела у нее.

– Жива, здорова, аппетит хороший, мне мотает нервы, преступников видит насквозь, все как вы любите, – доложил Самбуров с улыбкой.

Полковник, по всей видимости, остался доволен.

– На сегодня все, – распорядился Самбуров.

Опергруппа медленно, словно тени в тумане, расползались из кабинета. Татьяна Николаевна – с охапкой документов, не переставая работать и создавать впечатление занятости, важности и загруженности. Роман – засунув руки в карманы и что-то мурлыча под нос, что означало хорошее настроение, удовлетворение собой и проделанной работой. Самбуров – хмуро сгребя ноутбук в охапку. Он пренебрегал сумками, чехлами, хотя бы простым войлочным конвертом и подвергал технику испытаниям внешнего воздействия. Обычно ноут просто валялся на заднем сиденье и ждал своего часа.

– Да, Павел Андреевич, – отозвалась Кира на призыв своего телефона. Голос звучал радостно и мило.

Она села в машину. Самбуров хмыкнул и скрючил ехидную гримасу. Друг его отца, полковника Вольцева и отец первой жертвы, что-то нашел и звонит Кире Вергасовой. Не ему, следователю, ведущему дело. Никакое личное знакомство и вековая дружба не заменят удовольствия услышать приятный женский голос и поговорить с обаятельной женщиной.

… – Но Андрей был в это время еще совсем маленьким? – уточнила Кира. – А вы помните причину возгорания?.. И дело закрыли?

Самбуров наблюдал, как еще недавно недовольная и раздраженная физиономия специалиста по психопатологии расцветает и даже раскрашивается румянцем. Отец Родионова что-то нашел.

– Да, я поняла. Вы очень нам помогли. Да, я записала, – она водила ручкой на салфетке, вытащенной из кармана двери. – Обязательно. Как только вернусь в Краснодар.

– Я готов пропустить мимо ушей, что моя женщина только что назначила свидание какому-то старому коз… пардон, следователю, и сразу перейду к делу. Что он нашел? – спросил Самбуров, едва Кира нажала кнопку отбоя.

– А я уточню, ты прировнял заслуженного следователя к рогатому животному? – хихикнула Кира.

– Поверь, моя золотая, среди следователей водятся скотины всех пород, уж я-то точно знаю. И не рога здесь актуальная деталь, а некая вонючая суть. Что он сказал?

– Я подумаю над твоим предположением. Возможно, даже пересмотрю отношения с некоторыми представителями этой профессии, хотя убеждена, что вот это вот озвученное качество сути – общечеловеческое, – заявила Кира.

– Вергасова!

– В архиве дел своего отца Андрей интересовался делом о пожаре в старом крымском детдоме. А еще делал запрос по другим делам на неких Халилова Гаделя Ахатовича и Антонова Макара Васильевича. Первый проживает в Крыму, по второму ничего.

– И что тебя из этого «ничего» так обрадовало? – уточнил Самбуров. – Халилов, Халилов… где-то я уже слышал эту фамилию.

– Обрадовал меня пожар. Возгорание произошло от самодельного устройства, которое разбрызгивало глицерин и еще что-то. Состав настолько необычный, что пожарные были удивлены, кому в голову пришло смешивать подобные ингредиенты. Возгорание сочли несчастным случаем, вроде как дети заигрались, неудачно пошалили. Хотя были жертвы.

– И такой опытный следователь, как папенька нашей первой жертвы, не заподозрил ничего странного? – вскинул брови Григорий.

– Верно мыслите, подполковник Самбуров. Папенька заподозрил. Еще как заподозрил. Умышленный поджог. Но молод был, слаб духом и подвластен авторитетам, чего сейчас стыдится. А именно тогда он поддался на уговоры взрослого, умудренного опытом директора интерната и закрыл дело. У меня есть имя этого директора, который давно на пенсии, и даже адрес, где он сейчас живет, имеется. – Кира помахала дырявой салфеткой, по которой только она могла сложить в слова дырочки и черточки, начертанные шариковой ручкой. – Павел Андреевич говорит, чтобы мы настойчиво и твердо припомнили этому Игорю Дмитриевичу должок перед отечеством в лице конкретного следователя и призвали рассказать всю правду.