Обычно ранним утром это давалось ему непросто, а сегодня – еще тяжелее. Красное вино не для него, Йенс это знал. Следовало остановить Ребекку, когда в ход пошла вторая бутылка. Но Ребекка то и дело подливала вино в бокалы; в итоге каждый выпил по бутылке, и это не могло пройти бесследно. Голова гудела, и казалось, была набита ватой. А если прибавить к этому боль в мышцах после пробежки, то день начинался вполне себе паршиво, и настроение можно было назвать скверным.

– Да? – отозвалась женщина, недоверчиво глянув на него, и придержала сына.

Йенс показал удостоверение и представился.

– У вас найдется несколько минут? – спросил он.

– Я отвожу ребенка в детский сад. К восьми он должен быть там.

Йенс взглянул на часы.

– Через десять минут.

– Да, детский сад здесь за углом.

– А потом у вас будет время?

– А в чем дело?

Прежде чем ответить, Йенс бросил взгляд на мальчика, и женщине этого оказалось достаточно.

– Да, я поняла, – произнесла она без всякого воодушевления. – Я вернусь через десять минут, и потом у меня будет примерно час перед работой.

– Хорошо, этого более чем достаточно.

– Ты настоящий полицейский? – спросил Леон Зайдель, во все глаза глядя на Йенса.

– Конечно. Меня еще называют Грязным Гарри.

Слишком запоздало Йенс понял, что мальчик четырех лет вряд ли видел этот фильм.

– Кто такой грязнымгари?

– Так, просто прозвище. А у тебя есть прозвище?

– Не. Меня зовут просто Леон. Это значит «лев».

– Ты и выглядишь как лев.

– Как это?

К такому вопросу Йенс не был готов, так что ему пришлось срочно выкручиваться.

– Ну… потому что у тебя светлые волосы, и я вижу, какой ты сильный.

– Когда я вырасту, тоже стану полицейским, – заявил Леон.

– Правда? И почему?

– Потому что они умнее злодеев и в конце всегда побеждают.

«Да уж, если б», – подумал Йенс, но был рад, что хотя бы в этой возрастной группе его профессия пользовалась уважением и признанием. Пройдет лет десять, и этот малец будет называть его легавым, показывать средний палец и бросаться в него камнями, подобранными с мостовой.

– Нам пора, – прервала разговор мама Леона.

– Хорошего дня! – крикнул Йенс им вслед.

Мальчик обернулся и помахал ему с лучезарной улыбкой.

Дожидаясь возвращения Силке, Йенс задумался, почему сам никогда не испытывал желания завести детей. Наверное, здорово было бы иметь такого вот сына… Можно что угодно оставить после себя в этом мире – ничто из этого по своей ценности не могло сравниться с ребенком. Потому что ребенок несет в себе и передает дальше то, что составляет самую суть человека.

«Интересно, – подумал он, – Ребекка способна иметь детей? Несмотря на ограничения?»

Йенс понятия не имел, откуда взялись эти мысли. Он списал это на затуманенный похмельем рассудок.

Не прошло и десяти минут, как Силке Зайдель вернулась. Она выглядела напряженной, но для большинства людей это было нормальное состояние, когда приходилось иметь дело с полицией.

– Простите, если вам сейчас неудобно, – сказал Йенс. – Но дело не терпит отлагательства.

Силке покачала головой.

– Если речь о моем бывшем муже, удобно никогда не бывает. А речь ведь о нем?

– Да, я по поводу Фредерика Фёрстера.

– Ну а как же иначе… – Силке открыла входную дверь. – Кто на этот раз на него пожаловался?

– Никто.

– Это что-то новое…

В ее голосе сквозило презрение, а может – просто раздражение. Ничего удивительного – в конце концов, они были в разводе и ей приходилось в одиночку растить сына, в то время как бывший супруг жил на улицах Гамбурга. Должно быть, между ними произошло нечто серьезное. Но Йенса это не интересовало. Он приехал, чтобы выяснить, где искать Фредди. Если тот действительно видел, как застрелили Оливера Кината и убийца за ним охотится, он, Йенс, должен был разыскать его первым.

Они поднялись на второй этаж, и Силке открыла дверь в квартиру.

– Только у меня не убрано, – предупредила она.

– Ничего, мне не привыкать.

Силке предложила ему сесть за небольшим столом на кухне. Хоть с завтрака осталась немытая посуда, в целом все было вполне опрятно – во всяком случае, на кухне. У Йенса обычно все выглядело намного хуже. Он принадлежал к тому типу людей, которые принимаются за уборку, только когда не остается чистой посуды.

Силке бросила ключи на стол и с тяжким вздохом опустилась на стул.