Шрифт:
Тамара узнала родной голос, выходит. Он стоит и с ним вся дружина верная.
— Хочешь, чтобы тебе на танцверанду запретили ходить? — это он, конечно, для виду спрашивает.
— Что ты еще мне запретишь?
— Запрещаю грубить мне.
— А еще что?
— Комсомолка Дорошенко, следуйте за мной.
И она пошла за ним, как побитая собачка. А дружина верная осталась следить за порядком.
Они ушли далеко-далеко в тайгу. И тогда он заговорил:
— Выпить хочется. Из-за этой драки настроение испортилось.
Она молчит. Все еще сердится.
— Поздно уже. Магазины закрыты.
Она молчит.
— Где бы достать? — Алик свое тянет.
Ей стало жалко его.
— Давай лотерею пропьем.
Они взялись за руки и побежали.
Зоя была дома.
Они взяли главный приз, раскупорили. Потом выпили вторую бутылку. Алик покопался в призах: пустые портсигары, безделушки, шоколад — ничего такого, что можно было бы выпить.
— Я говорил — надо было покупать четыре бутылки.
— Хватит с вас.
— Эх, гулять так гулять. Зоя, Тамара, берите шоколад. Завтра все возмещу.
Пошли гулять на Ленинградский проспект.
Начал накрапывать дождик. Он отдал ей пиджак. Они гуляли под дождем и вели разговор «за жизнь» — ничего не поделаешь, именно так говорят теперь молодые люди и в Москве, и в Ростове, и в Сибири.
— Главное, быть честным, — говорила Тамара. — Девушке трудно оставаться честной: со всех сторон пристают. А мы ведь слабый пол — так Пушкин сказал.
Он посмотрел на нее, хотел что-то спросить, но не спросил. Лишь сказал:
— Я тебя защищать буду.
— Если человек честен — он уже наполовину счастлив.
— А в чем вторая половина?
— Во второй половине.
— Откуда у тебя такие хорошие мысли?
Тамара встала в позу, сделала глубокомысленное лицо и с выражением прочитала:
Несчастен, кто берет, но не дает взаимно, Я счастлив оттого, что брал, но и даю.— Кто это сказал?
— Рудаки, известный таджикский поэт.
— Лауреат?
— Что ты! Жил в десятом веке нашей эры. У них был тогда расцвет культуры.
— Здорово!
— Это я взяла из книги «В мире мудрых мыслей».
— У тебя она есть?
— Я у подруги брала.
— А ты много знаешь. И про жизнь больше моего понимаешь.
— Я же с девяти лет без матери. — И рассказала ему про отца и мачеху, про дом в Ростове, про то, как отец водил ее к нотариусу.
Незаметно оказались у его дома. Он, конечно, позвал ее в гости.
Она отказалась.
— Ты с ума сошел. Первый час. И вообще я могу приходить к тебе только по делам.
— Почему это? Мой дом всегда для тебя открыт.
— А я не могу, — сказала Тамара и села на крыльцо.
Алик вынес одеяло, прикрыл Тамару от дождя.
Вдруг Тамара видит: к крыльцу идет женщина, идет, как в свой дом. Тамара испугалась и тут же узнала Марию Исааковну из проектного института. Оказывается, она соседка Алика, живет напротив, через кухню.
Мария Исааковна остановилась, смотрит на них сверху:
— Чего сидите под дождем? У меня бутылка шампанского есть.
Пошли в дом. Тамара выпила полстакана. Алик еще наливает.
— Алик, мне больше нельзя.
— Почему?
— Я буду пьяная, — и смеется тревожно.
Тамара все-таки выпила — смотрит, а Марии в комнате нет. Тамаре стало весело-весело. Села на тахту, поджала под себя ноги и беспричинно смеется. Алик сел рядом.
— Я хочу тебе сказать…
— Давай лучше за жизнь говорить. Расскажи что-нибудь веселое или грустное.
Они говорили и говорили. Потом Алик вышел на кухню, вернулся с раскладушкой.
— Четыре часа утра. Ты у меня останешься.
Тамара подумала и осталась. Ей было весело и ничуть не страшно. Алик постелил постель, потушил свет.
— Раздевайся. Я не смотрю.
Она юркнула под одеяло как была, не раздеваясь. Лежит в темноте, затаившись, и слушает.
Алик лег.
Она лежит и думает со страхом: «Сейчас полезет. Тогда все». А что «все» — она и сама не знала.
Так и заснула.