Какая надоедливая дамочка... Стоп, я же помню эти слова... И, кажется, знаю этот голос. Это Элейн. Точно. Мы обсуждали с ней что-то подобное... Да-да, в лесу у крепости, перед сеансом одновременной игры... Я действительно что-то обещал ей... Черт, неужели это сейчас так важно, что она не может оставить меня в покое?..

Это начинает злить меня. Мои чувства, практически погасшие, вновь обостряются. Возвращается боль, а вместе с ней и понимание того, что происходит... Я будто бы попадаю на распутье. Я знаю, что все еще могу вернуть свое сознание туда, в мир вязкой тьмы, где тихо и уютно. Мне очень, очень хочется именно так и поступить, сбежать от всего, что творится здесь, в реальности... Но что там говорила Элейн? Я дал ей обещание... Значит, я не могу сейчас сбежать от проблем. Я должен вернуться, как бы мне не хотелось поступить иначе... Должен встретить очередную волну боли лицом к лицу.

Да.

Я рвусь обратно, пробуждая сознание чередой чисел и арифметических действий. Я стискиваю зубы, мотаю головой и концентрируюсь на том, чтобы вновь не уйти легкой дорогой в мир без боли. Судя по всему, мне это удается — по крайней мере, я чувствую, как по спине с хлестким звуком прилетает очередной удар, и веревки с металлическими наконечниками вонзаются в мою разодранную спину. А затем позади меня раздается голос:

— Наказание завершено. С этого момента лорд Грэй чист перед законами Альянса.

Я бы обрадовался, вот только сил на это уже не остается. Сил вообще ни на что не остается. Я вишу на столбе искореженной тряпичной куклой, слыша, как вокруг меня происходит какое-то движение, как гудит начинающая расходиться толпа, как чей-то мужской голос что-то спрашивает насчет меня...

Потом мне на спину брызжут какой-то жидкостью — на секунду боль обостряется, но затем понемногу начинает уменьшаться. Парой мгновений спустя к спине прикладывают что-то мягкое и холодное.

— Ты как, Грэй? — слышу я в непосредственной близости голос Фан Лина.

— Не приставай к нему, Фан, — раздается в ответ хрипловатый голос Конфуция. — У него осталось слишком мало сил, чтобы тратить их, отвечая на твой идиотский вопрос. Разберись-ка лучше с веревками. А ты, Грэй, даже не смей думать о том, чтобы еще раз попытаться отключиться. Назад дороги уже не будет.

Назад дороги не будет... Я повторяю эту фразу про себя несколько раз, и наконец до меня доходит ее смысл. Получается, несколько минут назад я... был на грани того, чтобы смириться со смертью? Эта мысль пробирает меня до костей леденящими иглами, и я принуждаю себя оставаться в сознании. Даже когда мои конечности освобождают, даже когда меня бережно кладут на носилки и куда-то несут, я забиваю свою голову очередными примерами и заставляю себя возиться с цифрами и арифметическими действиями.

В конце концов, я ведь действительно дал Элейн обещание. И я не из тех, кто так легко может отказаться от собственных слов.

Меня тащат на носилках сквозь гул столичных улиц, куда-то вниз по склону холма. Время от времени меня теребят за плечо, приговаривая, чтобы я не засыпал, а еще лучше, чтобы открыл глаза. С трудом приоткрывая глаза и разлепляя губы, я каждый раз шепчу, что все в порядке, что я даже не думал о том, чтобы заснуть... Наверное, мне не особо верят, ну и ладно.

— Когда инквизитор тебя забрал, — в какой-то момент принимается вещать Фан Лин — видимо, полагая, что его монолог поможет мне не терять сознание, — мы сразу же стали обсуждать, как тебя вытащить. Проблема была в том, что, применив силу, мы бы настроили против нашего клана не только инквизицию, но и Высший Совет. Так что нам ничего не осталось, кроме как собрать небольшой отряд и отправиться следом — тем более, что мне в любом случае пора было собираться в дорогу. Потом мы добрались до Гусиной Гавани и, обнаружив следы погрома, испугались, что опоздали... Однако быстро поняли, что болотники потерпели поражение. Ну, а по прибытию сюда с нами связалась эта твоя Илиас, так что мы сделали все возможное, чтобы... Так, нам же сюда, да?

Я чувствую, что мои носилки начинают поднимать вверх по лестнице, а затем и вовсе просовывают их сквозь дверной проем. Сквозь полуоткрытые глаза я вижу, что мы зашли в какой-то дом, неплохо обставленный, с несколькими комнатами. Мы проходим в одну из спален, и меня наконец-то снимают с носилок и перекладывают на кровать, животом вниз. Я кряхчу и постанываю — боль все еще пульсирует в спине, пусть уже и не так ярко, как прежде. Лиара, с мокрыми глазами, кладет мне под подбородок подушку и робко улыбается. Кьяльми и Элейн носятся с какими-то чайниками, мазями, тряпками и иглами. Кайядан, Конфуций и Фан Лин о чем-то перешептываются у ближайшего окна.

— Спасибо, — выдавливаю я из себя дрожащим голосом. — Вам всем... Огромное...

— Так, давай-ка бросай эту чепуху, — строго заявляет мне Конфуций, постукивая посохом по ковру. — Тем более, что это из-за моего недосмотра ты угодил в поле зрения инквизиции. Гребаный Ливе Манроуз! — Лицо Конфуция искажается гневом. — Ничего, я еще поквитаюсь с ним...

— Отец, перестань. — Леди Кьяльми проталкивается боком в дверной проем и ставит на тумбочку рядом с кроватью чашку с каким-то горячим травяным напитком. — Лорду Грэю сейчас нужен покой, и только покой. Так что давайте оставим все эти ваши беседы на потом.

— Я... в порядке, — вру я, и, кажется, дрожащий голос меня слегка выдает. — Немного отдохну и смогу возобновить... подготовку к вступительным экзаменам в Университет...

На этих словах все присутствующие как-то странно переглядываются. Мне это не нравится, так что я решаюсь спросить:

— Что-то не так с моим поступлением?

— Видишь ли, Грэй, — Конфуций становится у изголовья кровати, — боюсь, тебе придется подождать еще год с поступлением...

— Что-о? — Я пытаюсь приподняться, но Кайядан, отойдя от окна, проворно укладывает меня обратно в перину. — Но почему?