— Потому что сегодня последний день работы приемной комиссии. Но не переживай, — непривычно мягко продолжает Конфуций, — за этот год ты как раз поднатаскаешься в...

— Я не могу ждать целый год! — В спине что-то обжигающе стреляет, так что мне приходится на несколько секунд стиснуть зубы и сжать кулаки. — Я ведь обещал...

Я осторожно поворачиваю голову влево и вижу глядящую на меня Элейн. Ее руки сложены на груди, поверх ярко-синего сарафана, а глаза поблескивают в уголках.

— Не знаю, кому и что ты там обещал, — я замечаю, как Конфуций бросает раздраженный взгляд в сторону Элейн, — но, боюсь, выбора у тебя нет...

— Вы сказали, что сегодня комиссия еще работает. Значит, пойду сегодня.

— В таком состоянии? С ума сошел? Тебе срочно нужно наложить швы!

— Хорошо. Накладывайте.

— Что «хорошо»? Ты не дойдешь даже до ближайшего перекрестка!

— Значит, доползу! — Я решительно мотаю головой, хотя здравый смысл подсказывает мне, что правда на стороне лорда Минэтоко. — Я должен... обязан... хотя бы попытаться.

Кто-то из присутствующих с шумом выдыхает — должно быть, Кайядан.

— А ведь я предупреждал вас, — басисто произносит Кайядан, — что он будет настаивать. Ну, и что теперь будем делать?

В сгустившейся тишине наконец звучит уставший голос Конфуция:

— Видимо, все возможное, чтобы наш пылкий лорд не помер по дороге в приемное отделение Небесного Университета Метафизических Наук.

Боль не утихает.

Совсем.

Несмотря на десятки заживляющих бальзамов, щедро пролитых на мою спину поверх швов. Несмотря на метры марлевых бинтов, превративших мое тело в подобие мумии. Несмотря на тучу обезболивающих экстрактов, которыми меня напичкали.

Боль засела внутри меня, словно самый устойчивый паразит, неподвластный никаким глистогонным средствам. Она то притихает, подобно кошке, играющей с удочкой, то издевательски выстреливает пламенными когтями, отчего меня невольно выворачивает наизнанку. Порой эти пламенные когти каким-то непонятным мне образом распространяются до конечностей, так, что ноги подкашиваются, а пальцы правой руки так и норовят разжаться и выпустить выданную мне для ходьбы трость. Конфуций упомянул между делом, что некоторые метафизики способны лечить подобные раны, но для этого нужно специализироваться в метаанатомии — а до этой науки лорд Минэтоко в годы своей учебы так и не успел добраться. В общем, рассчитывать мне приходится исключительно на свою стойкость.

И, вероятно, на удачу.

Так, самую малость.

Конфуций, Кайядан и Фан Лин оставили меня перед входом в здание приемной комиссии и, отсалютовав носилками, остались ожидать меня снаружи — согласно дурацким правилам, сопровождать меня внутри они не имели права. Мне настолько хреново, что я даже не успел толком разглядеть, куда попал — я лишь успел отметить, что Небесный Университет Метафизических Наук, расположенный на вершине городского холма, представляет собой что-то вроде гигантского замка, чьи башни почти что подпирают собой облака. К счастью, комиссия заседает не на вершине небоскреба, а всего-навсего на втором этаже отдельного корпуса — хотя даже это расстояние кажется мне сейчас тропой длиною в жизнь. Жизнь, полную адской боли в спине и конечностях.

Я продолжаю свой крестовый поход по коридору с выбеленными стенами и портретами каких-то щеголей — их улыбки издевательски оценивают мои муки при ходьбе. Я стараюсь не сбиваться с ритма. Клацает трость по плитам, подтягиваются поочередно ноги, потом следует долгий вдох, чтобы погасить пронизывающую насквозь боль в нижней части позвоночника и бедрах. В принципе, все не так уж и сложно. И плевать, что у меня осталось минут двадцать до окончания работы приемной комиссии.

Не успеваю я как следует похвалить себя за то, что сумел приспособиться к ходьбе по коридору, когда на моем пути возникает ведущая на второй этаж лестница. Сколько тут ступеней? Штук тридцать, не меньше. На всякий случай я верчу головой в поисках лифта — ни за что не поверю, что в городе гигантских башен их еще не изобрели. Однако мой взгляд натыкается лишь на портреты высокопарно взирающих индюков в золоченых рамах — некоторые из них глядят друг на друга, словно предлагая сделать ставку, хватит ли у этого калеки сил, чтобы подняться до вершины лестницы, ни разу не навернувшись. Пожалуй, сам бы я поставил на себя — но только лишь потому, что коэффициент на это явно должен зашкаливать... а я, судя по всему, очень уж люблю играть по высоким ставкам.

Уже на первой ступеньке я понимаю, что ходьба по коридору была райской прогулкой. Спина высказывает свое недовольство отупляюще-мощной болью, от которой мир перед глазами начинает плыть, а ноги подгибаются, как пружина в детской игрушке. Левой рукой я придерживаюсь за перила, и только их наличие уберегает меня от падения. Где-то на середине подъема я решаюсь взглянуть, сколько я прошел, и с ужасом понимаю, что преодолел лишь пять ступенек. М-да, здесь моя ментальная арифметика меня немного подвела.

В этот момент, когда я уже всерьез раздумываю над тем, чтобы повернуть назад, сверху, навстречу мне, доносятся шаги — уверенное клацанье каблучков. Спустя одну ступеньку я, наконец, вижу их обладательницу. Спускающаяся девушка выглядит настоящей бизнес-леди: строгая одежда черно-белых цветов, изящный жилет, подчеркивающий упругие формы груди, чуть вздернутый подбородок, курносый нос, хищные глаза и, наконец, контрастирующие со всем остальным волосы: ярко-синяя середина и розовые пряди по бокам от нее. При виде меня девушка легко тормозит на своих высоких каблуках и в удивлении вскидывает бровь.