– Да, Зиночка, конечно, так было бы лучше, но только про писателя слишком сильно сказано. Придётся подкорректировать.

Зина сморщила нос:

– Льва Толстого тоже не в один день гением признали. Всё у него получилось, когда он женщину поездом разрезал! Филя, слушай, тебе тоже надо бабу какую-нибудь в книжке убить! Повесить, например, за ногу, или сжечь! Сразу прославишься!

– Зинуля, я сейчас тебя убью, хватит уже, остановись.

– Да ладно тебе, не депресничай, сейчас ещё ребята подойдут – Лёва, Эдик, Король, Иосиф должен быть. Со спектаклем вроде разобрались. Представляешь, пожарники нам так хорошо помогли. Когда они всё перевернули на сцене, я им потом сказала навести порядок, ну ты знаешь, как я могу иногда…

Филипп хмыкнул:

– Да уж, известно.

А Зина продолжала, не слушая его:

– Ну и билеты, билеты на премьерный показ все разобрали. Будет мэр с супругой, и городской прокуратор.

Сёчин поправил:

– Зина, правильно говорить – прокурор. А прокуратор в Иудее был. Его все Пилатом звали. Ты хоть в курсе, знаешь такого?

– Это неважно, Филенька, прокурор звучит скушно. Вот была бы я мэром, обязательно указик сочинила, чтобы был прокуратор. Слушай, Филь, а ты давно романы пишешь?

– Ещё ни одного не написал.

Филипп уже начал потихоньку психовать, но артистка не унималась:

– А что ты тогда пишешь? Рассказы?

– Ну да, рассказы.

– Почитай какой-нибудь?

– Зина, здесь у меня ничего нету, я вообще голый.

– Точно голый? Можно гляну?

В этот напряжённый для Филиппа момент ситуацию разрядили новые визитёры – в палате появились Семён-электрик, Иосиф Соломонович, Эдуард, и последним протиснулся Лёва.

Все принялись здороваться, а Лёве Филипп уважительно задержал руку:

– Здравствуй, спаситель.

Тот сразу засмущался:

– Ну ладно, что ты, Филипп, на моём месте так поступил бы каждый.

Зинаида тут же отпарировала:

– Ты что, Лёвушка, советских новостей в детстве обсмотрелся? Лучше расскажи, сколько водочки перед этой битвой внутрь принял! Или ты как викинги, сомы с мухоморами хлестанул? У-у-у! Никогда не забуду – на сцене глашатай объявляет о наступлении британцев, и тут же один могучий воин – с мечом в руке и шлеме на голове с диким кличем врывается на сцену. Павел Борисович даже обдумывает применить эту концовку четвёртого акта в спектакле. Только говорит, плохо, что Шекспир не додумался.

Лев снова смутился:

– Да ладно, какой я воин – просто хотел Филиппа спасти. И ничего я не принимал – так, в рабочем порядке только, не больше. Да и гадов этих ненавижу! Откуда она взялась-то? Да ещё огромная такая, да чёрная! Смотрю, а она сверху трос обвила, и понемногу вниз спускается. А там Филя стоит! Ну, я меч схватил, котелок на голову, и рванул!

Иосиф похлопал его по плечу:

– Ну герой, герой. Все твои косяки теперь списаны. Заслужил.

Повернувшись к больному, Мейзель достал из пакета блокнот Филиппа с рассказом, и положил ему на тумбочку:

– Ты тут пока валяешься, займи голову делом, пиши дальше, мне понравилось – вечером вместе с супругой читали. Стало интересно, что дальше будет. Ладно, навестили, мешать не будем. Давай, выздоравливай быстрее, дел полно. И, обратившись к остальным, добавил:

– Пойдёмте, не будем мешать. Поднимайтесь.

Все посетители потянулись к двери, одна Зинаида осталась сидеть на своём стульчике, и махнула рукой:

– Я ещё пять минуточек побуду, а вы ступайте.

Филипп поморщился, подумав: «О, боже мой!...»

Последним выходил Семён, и когда дверь за ним закрылась, Зина наклонилась ближе к кровати:

– Филенька, не сердись, пожалуйста. Почитай мне свой рассказик, а? Ну так сильно интересно – не могу я уйти.

– Зина, да я же говорю еле-еле. Бери да читай. Ты у нас как раз и актриса. Тебе по профессии положено. А я со стороны послушаю, лишним не будет.

– Да я с удовольствием. А почерк у тебя как – не курица лапой? А то наш главреж Боренька Пушевский, иногда замечания на листах прописывает, так ё-п-р-с-т сплошное, а не письменные рекомендации!

Филипп поджал губы:

– Да вроде нормальный, возьми да посмотри, чего спрашиваешь?

Зина взяла в руки блокнот, открыла на первой странице, и стала всматриваться в написанное. Через минуту подняла глаза на Филиппа:

– Да вроде нормальный, правда. Ну слушай тогда, автор.

Читать она начала с самого начала. Сёчин в первый раз за весь период своего литературного опыта слушал собственное произведение со стороны. Но как дивно Зинаида произносила им сочинённый текст! С первых же слов Филипп был просто околдован услышанной дикцией и произношением. У чтицы наличествовал приятный, выразительный голос – глубокий, звонкий, и в то же самое время – мягкий. Текст звучал логично, красиво и уверенно. Временами автор удивлялся услышанному, думая: «Неужели это я сочинил?». А личность актрисы совершенно растворилась в произносимых словах. Слушающий закрыл глаза, и пытался представить её облик, и не мог этого сделать. Перед ним был только описываемый мир, смысл предложений и яркие образы героев. Филипп не выдержал, прервал: