Шрифт:
– Иди давай, – остановился Веня и протянул ему руку.
– Ой! Иди скорей в дом! У нас тут такое! О Боже мой! – хромая, приближалась она к калитке.
Данику стало понятно, что Веня дальше не пойдёт. Он с горьким волнением посмотрел на друга и пожал ему руку. И ушёл, ничего не сказав. Лишь только обернулся у самой калитки и опекающие руки затянули его за забор.
С приходом темноты улицы полностью опустели. Небо засыпало седыми звёздами. В окнах постепенно переставало блестеть электричество. Пролитая кровь жестоко и неоправданно волновала тех, кто не спал. А позже проснулись ещё несколько…
В одном из тамбуров девятиэтажки Илья заклеивал изолентой дверные глазки. Щёлкнул выключателем, осветив сидевших на полу Веню и Костю. Неприятное известие собрало их в доме, где жилые этажи прерывались нежилыми.
– Что ты знаешь? – спросил Веня, у опустившегося на коврик Илью.
– Тоже, что и соседи… – настороженно вспоминал он, в бледном свете лампы. – Благо, за тонкими стенами живут одни пьяницы и сплетницы…
– Короче.
– Казантипыча нашли возле продуктового с порванной грудью и синим лицом.
– Как!? – выпучил глаза Костя.
Илья, обратив лицо в печаль, посмотрел на него строго.
– Святой был человек… – Веня досадливо потупил глаза в пол.
– За жизнь и мухи не обидел, – подметил Илья.
– Какой только урод посмел убить батюшку!? – негодовал Костя. – И где Даника черти носят?
– Его не будет, – ответил Веня.
– По пятам ходит какой-то ублюдок больной, а он решил ночью никуда не вылезать? – возмущался Костя.
– Правильно сделал. Он единственный из нас, у кого есть хотя бы намёк на будущее. Если он предпочитает мордобою книги, не тебе его судить.
– Товарищи! – вскочил Илья. – Да о чём вы тут вообще? По нашей земле ходит убийца, а вы горбатого лепите! Его почерк – мучительная смерть, а мы тут дрожим, как крысы по углам!..
– Чё ты орёшь? – махнул ему Веня.
– Бесполезно, – усмехнулся Костя в ответ.
– … Сколько ещё наших близких умрёт, – продолжал Илья, – прежде чем его поймают? Мало маньяков повидали? Менты его лет десять высматривать будут, пока он не ошибётся! А сколько ещё невинных ляжет от рук душегуба?..
– Илья!
– Уймись ты! – поднялся Веня. – Я лично этого мерзавца за каждого убитого спрошу. Этот не соскочит, как все остальные.
– А кто соскочил-то? – спросил Костя. – Им же высшая мера положена.
– Спустить курок – считай отмучался? Забить насмерть, как скотину – вот, что они заслужили.
Ребята замолчали ненадолго, словно были в растерянности. Последние события обескураживали и с этим нужно было что-то делать. И тогда Костя спросил:
– А следы? Следы нашли? Хоть что-нибудь должны же были найти.
– Не знаю, – ответил Илья. – Мне через стены не докладывают о полицейских сводках.
– Ну да, что там можно узнать, там же одни алкаши живут…
– И сплетницы, – добавил Илья.
– Но ясно одно, – не слушал его Костя, – этот подонок всё ещё здесь! Ух, мразь, повесить его мало!
Илья уселся, доставая из куртки сигарету. После пламенных речей, ему часто хотелось перекурить.
– А ты куда лезешь? – спросил он. – Ладно Веня со своей справедливостью, но ты-то внук офицера.
– Мой дед самых честных правил уже затрахал со своей честью!
– Угу, а сам-то что? Подмазан так, что уже завтра полковником можешь стать.
– А я и без погон себя обеспечу.
– Не дай Бог я встречу этого дегенерата… – бурчал себе под нос Веня.
– Деда, что ли?
– Богу плевать на нас! – не сдержался Костя. – Не трать даже слова на такие вещи.
– Всё-таки батюшка… – поддержал его Илья, смотря на Веню.
– Нихрена не вяжется, – скатился по стене Веня.
Ребята ненадолго замолчали. Воздух пропитывался табачным дымом, утяжелялся. Снизу доносились какие-то крики.
Смерть батюшки – духовного наставника – угнетала, как угнетали серые стены. Жесткость, с которой его убили – пенила кровь.
– А я знаю, кто это был, – вдруг нарушил тишину Костя.
– Ну, не тяни! – загорелся Веня.
– Эта та ненормальная, что камни в колодец бросает!
– Зоя?
– А ты сам подумай: живёт одна, всё время нашёптывает что-то невнятное, а её тяжёлый взгляд я могу почувствовать даже задним карманом брюк! Её даже цыгане стороной обходят. Отравляет воду своими окультисткими камнями. А зачем – никто не знает.