"Кровь? Я понял." Он кивает, затем смотрит на свои ноги. Естественный инстинкт успокоить его выражение лица заставляет меня чувствовать себя бодрее, чем все утро. "Привет". Я поднимаю пальцем его подбородок и встречаю его глубокий, израненный взгляд. "Спасибо".

Его рот складывается в плотную линию, и он наклоняется вперед, чтобы прижаться лбом к моему. Мои глаза закрываются, и я вздыхаю, чувствуя его близость. Когда он говорит, это звучит так, будто в его горле завязался узел из розовых шипов, спутанных лоз вины и горя. "Я всегда буду заботиться о тебе. Все, что в моих силах, и даже больше. Ты слышишь меня?"

"Слышу". Я беру его за руки, висящие по бокам, и слегка сжимаю их. "Я доверяю тебе".

Я отпускаю его руки и делаю шаг в сторону душа. Легче, чем я ожидала, я стаскиваю тонкие бретельки платья с плеч и позволяю ему упасть на пол. Несмотря на все, что мы сделали, он впервые видит меня полностью обнаженной. Обнажение моей физической формы кажется таким неуместным, когда я чувствую себя расколотой внутри.

Я заставляю себя шагнуть в душ. Боюсь, что если буду стоять здесь и дрожать еще хоть секунду, то никогда не смогу сдвинуться с места. Жжение воды - желанная боль, толчок к моим чувствам, пробивающийся сквозь туманное состояние моего разума. В одном конце - два душа, в другом - большая ванна. Я стою под струей, дрожа, несмотря на температуру.

Лохлан следует за мной. На нем не было рубашки, но он не снимает спортивные шорты. Я закрываю глаза, но слышу, как он шепчет мне в спину. "Пожалуйста, скажи мне, Стелла. Тебе больно там, где я не вижу?" Я сразу же понимаю, что он имеет в виду. Эта мольба настолько пропитана эмоциями, что я крепко зажмуриваю глаза, как будто это может как-то помешать им просочиться в мои ноющие кости. Боль в его голосе ранит сильнее, чем любая часть моего тела.

Его вопрос заставляет меня двигать ногами и бедрами, ища любую болевую точку. И тогда рыдания, которые я сдерживала, вырываются наружу. Мои плечи сотрясаются, и я плачу, зарывшись лицом в ладони.

Лохлан, не колеблясь, шагает в поток воды, не обращая внимания на свою одежду. Он поворачивает меня и крепко прижимает к своей груди. Его руки, широко раскинутые на моей спине, сжимаются в кулаки.

"Если он еще не мертв, он будет жалеть, что не умер, когда я найду его". В его словах звучит жестокое намерение.

Я понимаю, что он имеет в виду, что, по его мнению, означают мои слезы. Я отступаю назад, и он разжимает руки, освобождая пространство между нами. "Дело не в этом". Я фыркаю. "Я не знаю, почему я плачу. Мне кажется, я чувствую облегчение".

Он нахмуривает брови, в его глазах горит желание понять. "Что ты имеешь в виду?"

"Я не знаю, что произошло, но..." Мои слова срываются на мимолетный всхлип. "Но я знаю, что ничего не произошло". Он смотрит на меня все еще в замешательстве. "Если бы я... Если бы кто-то... напал на меня, мне было бы больно, а так нет".

Понимание, а затем облегчение заливают его лицо. Я слизываю каплю воды с верхней губы, и его взгляд падает на движение. "Слава богу". Он притягивает меня к себе еще крепче, чем раньше, словно больше не боится разбить меня. Он выдыхает тяжелый вздох, и я позволяю ему омыть меня, находя утешение в его теплом, сильном теле и понимании того, что, что бы ни случилось, я выжила. Я жива.

Я здесь. В его объятиях.

И я не думаю, что есть еще место, где я хотела бы быть.

После обжигающего душа моя кожа кажется шершавой. Мои локоны тяжелые и влажные. Узел в моей груди затягивается еще сильнее, когда я вспоминаю, как нежно он массировал мою кожу головы и тщательно смывал средство. Я видел, как этот парень, выходя из душа, один раз протирал волосы полотенцем и на этом все заканчивалось, поэтому такой уровень внимания и заботы меня удивил. Хотя, возможно, и не должен был.

Я высушиваю волосы хлопковой футболкой, как могу, но они быстро промокают. Лохлан протягивает руку. "Извини, мне это тоже понадобится". Я сжимаю его в последний раз и отдаю ему. Он запихивает ее в мусорный пакет вместе с нашей одеждой, полотенцами и даже ковриком для ванной, на котором я раздевалась.

Я смотрю, как он работает, не мешая ему. Он такой методичный. Натренирован. Это заставляет меня задуматься. "Это ты его убил?"

Он выливает отбеливатель, который нашел в каком-то шкафу, в сток душа. "Нет".

"А ты знаешь, кто это сделал?"

"Нет".

Разочарование просачивается в мой тон. "Тогда откуда ты знаешь, что это не я его убила?"

Он прекращает свои действия и прислоняется к стойке напротив того места, где я сижу на краю отдельно стоящей ванны. "Потому что я знаю убийц, и ты не одна из них".

"Но я не помню..."

"Поверь мне..."

"Но откуда ты знаешь?" Я не хочу кричать, но это гложет меня изнутри. Мне нужно знать. Он кивает, словно интуитивно понимает мое отчаяние.