Шрифт:
– Что же вы такое написали, если, конечно, не секрет юности?
– Секрет юности… – тихо посмеиваясь, повторяет старик. – Конечно, секрет, но время… Время все секреты раскрывает. Уже давно нет этого секрета. – Старик, продолжая улыбаться, рассказывает о том, что он написал в сочинении: – А написал я о том, что много у меня мечтаний и что я ещё не выбрал главную мечту, потому что ещё не знаю, кем буду. Не выбрал я себе ещё профессию. Буду пока что учиться, а когда школу закончу, тогда и выбирать буду чем заняться. – Старик затих, но через несколько секунд эмоционально продолжил: – Ещё что-то накарябал про то, что у всех так может быть, что мечта не одна бывает, много их в голове витает до поры до времени, пока не выберешь себе что-то главное.
Секретарша слегка удивлённо покачала головой и спросила:
– И это всё сочинение?
– Всё, – уверенно ответил старик и сразу же добавил: – На два листа получилось. Это я точно помню.
– Этого хватило для учительницы? – спросила секретарша.
– В смысле объёма – да, а по содержанию…
– По содержанию, я поняла, ей не понравилось, – продолжила секретарша.
– Ага, совсем не понравилось, – подтвердил старик. – А главная её претензия заключалась в том…
– В том, что вы не захотели написать про милиционеров или про пожарников, – весело перебила его секретарша.
– Вот именно, – воскликнул старик. – Вы, конечно, правы.
– Простите, шеф, а слабо было про милиционера… – продолжает, улыбаясь, секретарша.
– Слабо, конечно, слабо, – соглашается старик и смеётся.
Отсмеявшись около минуты, они молча пьют чай, и разговор продолжается.
– А если серьёзно, то можно сказать, что за нас, за наше воспитание взялись основательно, – произнёс старик.
Он надолго задумался и несколько минут молча смотрел в окно, где начало лета располагало к тихим и приятным размышлениям об отдыхе где – то в уютном месте среди природы, желательно у воды, о тихом, тёплом ветерке, который нежно поглаживает ещё совсем незагорелую кожу, и хочется находиться в этом состоянии довольно долго, пока не проснётся какая-нибудь оригинальная идея, разбудит разнеженное сознание и закипит работа мыслей.
«Кипящие мысли – интересная ассоциация», – подумал старик и вспомнил, что говорила, со слов матери, учительница.
– Разве так можно? – говорила литературша. – Мальчик уже большой и должен правильно мыслить, должен мечтать о чём – то полезном для общества, а не витать в облаках… Мы же хотим воспитать гражданина – патриота, борца, хотим воспитать деятельного члена общества, а здесь налицо что-то неопределённое, несложившаяся личность…
Мать повторяла ему эти слова, и ему показалось, что ей они не нравятся и учительница ей тоже не нравится, но…
– Но другой учительницы у нас не было, – произнёс он еле слышно и внимательно посмотрел на секретаршу. – Ведь так оно и было? – произнёс он и спросил: – Вы согласны со мной?
– В каком смысле? – переспросила секретарша.
– В смысле учителей, – ответил старик и, вдохнув побольше воздуха, долго его выдыхал.
– Я не очень поняла вас, – ответила секретарша и внимательно посмотрела на него. – Вы хотите сказать, что у вас были плохие учителя? – произнесла она и замолчала в ожидании ответа.
Старик покачал головой и, слегка улыбнувшись, произнёс:
– Ни в коем случае, что вы! Я так не думаю, – произнёс он. – Учителя у нас были отменные, знали своё дело…
– Так вам они нравились? – спросила секретарша.
Старик поморщился и недовольно ответил:
– Слово неправильное – «нравились»… Хотя, прошу прощения, вы правы: они нравились. Строгие были, а потому и знали мы много. Знали много того, что сейчас кажется неважным. Жили не так, как сейчас.
– Да, не так, как сейчас, – согласилась секретарша. – Но это уже…
– Это уже брюзжание, – дополнил её старик.
Секретарша покачала головой и тихо возразила:
– Они, нынешняя молодёжь, когда поумнеет, так же говорить будет, так что всё правильно.
Старик согласно кивнул и повторил:
– Так что всё правильно. Давайте так и думать, что всё правильно, – добавил он недовольно. – Тогда и дёргаться нам не следует.
Секретарша молчит и внимательно смотрит на старика, и со стороны кажется, что она готова с ним согласиться, но с некоторыми оговорками.
– Молчите – значит, согласны со мной или… – Старик встаёт, подходит к окну и, не оборачиваясь, ворчит: – Поздно нам дёргаться. Поздно… Мы своё уже отдёргались.
– А вот и нет! Вот и нет, – возражает секретарша. – Вы, шеф, зря так… Он же сказал, что только вам и доверяют… У вас есть имя, есть авторитет.
– А у них есть… – Старик тихонько поёт: – Зарю встречает поезд наш, летит в просторы светлые, мы взяли в путь один багаж – свои мечты, свои мечты, мечты заветные.
– Да, может быть, может быть… – неуверенно произносит секретарша. – Но у вас… вы же сами говорили: были годы после большой войны, и всё казалось… – Она запнулась, не зная, как обозначить то время и через несколько секунд продолжила: – Великое время было. Казалось, что все были победителями. Воспитывали нового человека – человека коллективного, которому всё по плечу и…