Я раздумываю, не развернуться ли и не врезаться ли в него на своей машине, но логика побеждает. Не мне решать, хочет ли он Скайлар после всего этого.

Я стисну зубы и потерплю это.

Я перестаю кружиться по спирали достаточно надолго, чтобы выйти из машины. Винсент направляется ко мне и едва заметно кивает. Он чисто выбрит и одет в серую толстовку с капюшоном колледжа, которую я не видел на нем много лет.

— Джон Бриггс, — говорит он, прежде чем я успеваю задать вопрос. — Тридцать шесть лет. Судимости нет. Безработный, но раньше работал в больнице округа Айлтон.

Ага. Прямо как в старые добрые времена. Мы направляемся к дому, не говоря ни слова, пока не достигаем передней части подъездной дорожки.

Дом Джона… неухоженный, мягко говоря.

— Похоже, здесь взорвалась чертова бомба, — бормочу я. Сломанные ножки стола и два белых пластиковых стула беспорядочно валяются на заросшей лужайке перед домом. На подъездной дорожке стоит немытый, пыльный коричневый внедорожник со спущенным колесом.

Окно рядом с входной дверью закрыто алюминиевой фольгой.

Не то чтобы я раньше не видел дерьмовых домов — но по сравнению с другими по соседству этот выглядит заброшенным.

Винсент просто кивает в ответ на мое замечание, и я борюсь с желанием закатить глаза.

Он в зоне. Тихий, созерцательный и расчетливый.

Точно таким же, каким он был раньше.

Он всегда был лидером наших расследований. Даже в последнем громком деле, над которым мы все работали вместе, он возглавлял обвинение.

Что в конечном итоге погубило его.

Я останавливаю этот ход мыслей, когда мы поднимаемся по ступенькам крыльца. Дерево скрипит, когда мы идем по нему, и я чувствую, как оно слегка прогибается.

— Эта штука вот-вот развалится, — бормочу я. — Что за хрень?

Когда-то это был бы хороший дом. Как будто кто-то просто махнул на это рукой.

И запах. Даже через дверь на крыльцо проникает что-то затхлое и густое.

Винсент смотрит на дерево, хмыкает, затем стучит в дверь.

Ответа нет. Я вздыхаю.

Винсент стучит громче, дверная рама неприятно дребезжит. Он пробует дверную ручку, дергает ее.

Это опасная территория. Мы не можем просто войти. Если бы дверь была не заперта, возможно, но если бы кто-то пожаловался, это был бы кошмар с бумажной волокитой.

— Их явно нет дома, — говорю я, пока он смотрит на дверь. — Может быть, Бен мог бы ускорить выдачу ордера. Или, черт возьми, поехали в Слэттен …

ХЛОП!

Мне требуется мгновение, чтобы осознать, что Винсент только что пинком распахнул чертову дверь. Он даже не колеблется. Он врывается внутрь, и я в шоке следую за ним.

— Какого хрена ты делаешь? — Шиплю я. — Здесь соседи, гребаный идиот! Что, если они увидели… о, дерьмо…

Запах, который доносился с крыльца, в передней комнате в сто раз сильнее. Это сочетание прокисшей пищи и гнили.

Я проглатываю кляп, пока Винсент исследует дом, игнорируя мои протесты.

— К черту все, — бормочу я, закрывая дверь как можно лучше. Я решаю сам осмотреться.

Гостиная разрушена. Диван перевернут, а куча движущихся коробок открыта и разбросана в стороны со случайным содержимым. На кафельном полу разбросаны пачка ручек, флакон средства для мытья ванной и другие разные предметы. Вокруг разбросаны пустые коробки из-под пиццы.

Плитки выщерблены и потрескались, а некоторые испачканы фекалиями.

— Какого хрена, — бормочу я.

Кухня ничуть не лучше. Из переполненной раковины доносится запах протухшей еды. На стойке стоят грязные кастрюли и сковородки, а также пакет с картофелем в белых движущихся крапинках.

Личинки.

Это плохо.

Это очень, очень плохо.

— Ривер, — зовет Винсент.

— Да? — Отвечаю я, чувствуя тошноту в животе, когда смотрю, как жуки копошатся на почерневшей картошке.

— У меня кое-что есть.

Я направляюсь в заднюю часть дома, проходя мимо ванной с забитой раковиной и переполненным унитазом.

Мой желудок наполняется ужасом от стоического тона Винсента. Когда он говорит, что “что-то нашел”, это может означать что угодно, от небольшого пятна крови до гребаного трупа.

Но когда я вижу его в одной из спален, спиной ко мне, я улавливаю запах чего-то нового.

Омега.

Он выцвел, но он есть.

И это сладко, но слегка кисловато — Омега в бедственном положении.