Я барабаню пальцами по столешнице.

Мои инстинкты кричат мне, когда я пересматриваю запись из кафе.

Мне нужно нанести визит Джону Бриггсу.

10

СКАЙЛАР

Я больна.

Сначала я думаю, что это из-за того, что содержится в еде, которую мне дает Джон, но дело не только в этом.

Это абстинентный синдром отмены.1

Я испытала это только однажды — когда поехала с Тэмми и Эйприл в Мексику и забыла взять с собой таблетки.

Я подумала, что было бы неплохо прожить неделю без них, пока не начались озноб и ночная потливость.

Эйприл чуть не влепила мне подзатыльник и не потащила в аптеку.

Но на этот раз все по-другому.

Это ударяет сильнее.

Я уверена, что у меня жар. Моя спина взмокла от пота, но я замерзаю.

Насколько я знаю, вы не можете умереть от отмены подавляющих препаратов.

Но лихорадка определенно может убить меня.

Я теряю всякое представление о времени.

Когда Джон заходит в ванную, он с грохотом ставит поднос с едой на столешницу и практически падает на колени, чтобы посмотреть на меня.

Но я не хочу видеть его лицо. Я не хочу, чтобы на меня смотрели эти безумные, расширенные зрачки.

— Что случилось? — спрашивает он, приподнимая мой подбородок.

Я закрываю глаза.

Нет смысла говорить ему. Он не даст мне подавляющих средств.

Моя кровь, очевидно, слишком ценна без нее, и если он зависим от O , как я думаю, он не посмеет повлиять на эффективность формулы.

Тогда, похоже, я умру от лихорадки.

Тогда он больше не получит свой драгоценный наркотик.

Я хихикаю.

— Хэй. — Легкий шлепок по моему лицу, и я открываю глаза. — Эй, эй, просыпайся. Не засыпай.

Я тяжело сглатываю. — Я не сплю, — выпаливаю я. — У меня болит голова.

Его рука касается моего лба, и я вздрагиваю от прикосновения. — О, черт. О черт, — шепчет он. — Что тебе нужно? Что я могу сделать?

Я заливаюсь смехом и переворачиваюсь на бок. — Идиот, ты мог бы отвезти меня в больницу, — шиплю я. — И сдаться полиции.

Он долгое время молчит, и я готовлюсь к его возмездию.

Вместо этого он выбегает из комнаты.

Я издаю стон, услышав, как он хлопает дверью в спальню.

У меня болит голова.

Мне холодно.

Я уже наполовину засыпаю, когда он переворачивает меня на спину и заставляет сесть. Он сует мне в руку таблетку.

— Возьми это, — приказывает он, и я, моргая, смотрю на это.

Аспирин.

Не подавляющие средства.

Но я кладу его в рот, а он протягивает мне чашку с водой, и я проглатываю все это целиком.

— Тебе нужно гнездышко, — заявляет он, когда я ставлю чашку на стол.

Я недоверчиво смотрю на него. — Что? — Спрашиваю я, неуверенная, правильно ли я его расслышала.

— Гнездышко. Я могу тебе его соорудить. И тогда ты почувствуешь себя лучше. — Он звучит таким уверенным в себе, довольным, что понял, что со мной не так.

Есть миллион вопросов к тому, что он сказал, но я не могу подобрать слов, и у меня отвисает челюсть.

Он продолжает, прислоняясь к раковине. — Я могу принести тебе одеяла и свою грязную одежду, потому что они пахнут мной. Я могу приготовить тебе одеяло, и с тобой все будет в порядке.

— Я… - последнее, что мне сейчас нужно, — это гнездо. У меня нет ни малейшего желания иметь его.

Также…

Ты не Альфа! Мне хочется кричать. Насколько он бредовый? Поддельный одеколон с феромонами мне ничего не даст.

Но у меня раскалывается голова, и мне так, так холодно.

— Никакого гнезда, — стону я. — Одеяла, пожалуйста.

— Но я могу устроить отличное гнездышко, — настаивает он. — Я могу устроить для тебя самое лучшее гнездышко, обещаю. Я могу…

Я быстро проползаю несколько футов до туалета и вытираюсь насухо, сплевывая желчь.

По крайней мере, это заставляет его замолчать. Он выбегает из комнаты, пока меня тошнит от того, что еще осталось в моем желудке.

И когда я лежу на полу, прижимаясь лбом к прохладному кафелю, я знаю, что добром это не кончится.

Аспирин не помогает.

Ничего не помогает.

Джон превратил потрепанный матрас в то, что он называет “гнездышком” — простыню и одеяло, покрытые заплесневелым серым стеганым одеялом и кучей своих белых нижних рубашек. Они пропитаны его одеколоном с феромонами.