А Куней оккупировала очищенную Егором скамейку. Расположилась удобно, раскидала в стороны руки и вытянула ноги. Облегчённо выдохнула.

И — замерла.

— Чую!

Вскочила и уставилась под ноги.

Рядом мгновенно образовался седой, подбежал и Егор.

На полу, в паре шагов от скамьи, среди грязи и мусора проступал большой неровный круг, серый, из сухих листьев и пепла. По цвету почти такой же, как и весь заваленный мусором пол. Но — светлее.

Рыжая упала на колени и принялась разгребать прах. Егор присоединился. Лишь здоровяк стоял, с сомнением поглядывая на роющую как роторный экскаватор девицу. Мелькали пальцы, когти. В четыре руки пол очистили быстро.

Очаг.

Неглубокая воронка в полу, выложенная камнями, с бортиком в ладонь высотой.

И в самом центре — серая кучка чего-то каменно-неподвижного.

Пепельного.

Егор поводил ладонью над этой кучкой камней. Ломик, сука такой, ворохнулся. Неспокойно ему, понимаешь, а уж каково Егору…

— Чуешь?!

— Чую.

— И чего вы там чуете, чуялы? — буркнул седой, который ни черта не понимал.

— Тепло, — ответил Егор. И пошёл на улицу

— Ты куда?

— За дровами.

— Точно!

Станцевав вокруг очага, Куней бросилась вслед мальчишке.

В доме остался изрядно ошарашенный здоровяк.

Общими усилиями дров наскребли. Притащили груду древесной пыли, веток, обломков досок. Поддавшийся общему безумию и донельзя заинтересованный наёмник выворотил колодину из обломков рухнувшей избушки и заволок в каменный дом.

— Так-то я не против движухи, но делать-то что будем? Костёр жечь?

— Ага, — на один голос ответили рыжая и Егор.

Быстро сложили костер, обильно засыпав всё древесной мукой. Куней зажгла в руке огненную пчелу, прикоснулась. Потянулся дымок, лизнул пламени язычок.

Троица стояла и ждала. И если двое подозревали, то третий весь извёлся. Непривычно ему было среди непонимающих. Это, сука, нервировало.

— А ты откуда знал? — полюбопытствовала рыжая у Егора.

— Просто потянуло.

— Ага. Значит, ты тоже.

— Что — тоже?! — рявкнул седой.

— Путята, не нервничай. Просто мальчик…

— Я не мальчик, — буркнул мальчик.

— Не гунди, зануда. Мальчик, — а не девочка! — почувствовал. Значит, есть у него… склонность на красное.

— А что такое красное?

— Это тебе потом скажут, если потребуется.

— Достали уже с тайнами.

— Ты смотри, смотри!

Из костра высунулась острая мордочка, блеснули алые точки.

— Саламандра! — дошло до седого.

Зверь пламенно зевнул и сожрал ветку.

— Придётся накормить, — сказал наёмник и все согласились.

…Через час работу завершили. Как смогли, расчистили пол, создав настоящие завалы мусора у стен. Приволокли из брёвен всё, что в дверь пролезло и в доме поместилось.

— Она же умная, да? Не сожрёт всё сразу? — с сомнением спросил Егор, разглядывая спираль из брёвен. Первое бревно лежало концом в очаге и уже тлело. Шустрая огненная ящерка обкусывала его.

— Не сомневайся, парень. У нас так молодняк к самостоятельности приучают. Выложат из мяса дорожку и уходят на неделю. Самые ленивые щенки выживают. Ползут по спирали, жрут… И плошки с водой там тоже ставят.

— Почему ленивые?

— Они чуют мясо впереди и ползут. Поворачивать знаешь какая морока, когда тебе месяц от роду? А просто вперёд — проще. Лапами дёрг-дёрг, и ты уже там, наедине со жратвой. А если свернёшь, потом дорожку потеряешь и мяса не хватит выжить.

— То-то и видно, что выживают у вас самые ленивые, — проявила ехидность Куней.

Здоровяк не обиделся, пожав крепкими плечами:

— А так выходит, что ленивые в жизни успешнее. Храбрые чаще в юности гибнут, хитрых никто не любит и в бою не прикроет, а ленивые… они заранее дела продумывают, чтобы меньше напрягаться.

— А ты из каких?

Седой махнул рукой:

— Не видишь? В другой мир за щенками бегаю. Был бы ленивым, дома сидел, круглое золото меж когтями гонял.

Рыжая порозовела и даже, кажется, смутилась. Да нет, бред какой-то!

Егор же поделился сомнениями:

— А всё же ерунда выходит. За неделю мясо стухнет. Что, щенки его есть станут? Не потравятся?

— Мясо же непростое... Так, парень, это дела Острова, а дела Острова остаются на Острове.

— Не очень-то хотелось, — фыркнул Егор. — Но детей ваших жалко.

— Мне тоже. Но ради блага племени кто-то должен умереть, — отрезал здоровяк.

На этом трёп и закончили, собрали пожитки и ушли.

Выходя последним через ворота, Егор обернулся. Имена смотрели вслед. Ломик тоскливо дёргался.