Шрифт:
Вот с фортами было намного хуже: это не дот, а мини-крепость с высокими стенами. Здесь использовали другую тактику: самоходки высадили своими снарядами ворота форта, после чего сапёры под прикрытием пехотинцев принялись устанавливать подрывные заряды на двери укреплений – взрывчатки, гранат и патронов хватало. Подорвав дверь, внутрь бросали гранаты и только потом шли сами. Причём, готовясь к штурму, командование, учитывая специфику предстоящих действий, приготовило для бойцов как кирасы, так и большие ростовые щиты, и облачённые в эти кирасы и каски, под защитой щитов, автоматчики двинулись вперёд, заливая всё перед собой огнём, не жалея патронов [57] .
57
С начала 1943 года, когда Красная армия пошла вперёд, перед командованием встал вопрос о слишком больших потерях при штурмах населённых пунктов, и тогда вспомнили про панцирную пехоту. В результате на вооружение штурмовых инженерно-сапёрных подразделений Красной армии был принят стальной нагрудник толщиной три миллиметра и весом три с половиной килограмма. Для панцирной пехоты отбирали не старых бойцов, с опытом войны и хорошими физическими параметрами, а кроме того, их учили рукопашному бою, метанию ножей и бою на сапёрных лопатках. Во время Кёнигсбергской операции были созданы 26 штурмовых отрядов и 104 штурмовые группы.
Как только штурмовая группа доходила до перекрёстка, так снова сначала за угол летели гранаты, а затем под прикрытием щита бойцы давили всё огнём своих автоматов. Если перед ними были закрытые двери, то их подрывали толовыми шашками, и всё продолжалось по отработанной схеме. За три-пять часов штурмовая группа брала форт, при этом почти не неся потерь, а потому к вечеру вся первая линия немецких укреплений была захвачена.
На следующий день армия двинулась дальше, пока не упёрлась во вторую линию обороны, и тут пришлось встать. Немцы превратили все здания в укреплённые точки, видимо, решив превратить Кёнигсберг в немецкий Сталинград. Разбив все тяжёлые танки и самоходки на небольшие группы, их придали в помощь пехоте. Двигаясь посередине улицы, они огнём своих орудий и пулемётов расчищали дорогу нашей пехоте, которая двигалась позади них и вдоль стен домов. Пехотинцам необходимо было проверять снизу доверху каждый дом, а учитывая фанатизм немцев, к которым война пришла домой, приходилось выбивать их чуть ли не из каждой комнаты. Немцы сопротивлялись отчаянно, и потому наши бойцы, не особо заморачиваясь, бросали в помещение гранаты, не проверяя, есть ли в домах гражданские или нет.
А вот танкистам и самоходчикам приходилось ещё думать, когда они стреляют. Их тяжёлые снаряды порой превращали дом в груду руин, и тут надо было не допустить, чтобы рухнувший дом перекрыл проход. Продвижение вперёд резко затормозилось, и на то, чтобы дойти до третьей, внутренней линии обороны, им понадобилось три дня. Также нашими войсками были захвачены порт и железнодорожный узел.
После этого командование предложило немцам сдаться, но комендант города отверг это предложение, тем более Гитлер приказал удерживать Кёнигсберг до последнего немецкого солдата. В дополнение к гарнизону города, который к этому времени понёс большие потери в оборонительных боях, комендант приказал мобилизовать в фольксштурм всех мужчин от шестнадцати до семидесяти лет, их обмундировали и вооружили со складов города, часть которых уцелела. Правда, вояки из них оказались те ещё. Ими разбавили регулярные части, однако особой роли в обороне города они не сыграли.
Абсолютное преимущество в выучке и вооружении сыграло нам на руку. В условиях городских боёв, особенно в зданиях, скорострельные и ухватистые автоматы давали сто очков форы нашим бойцам. Немцы просто не успевали перезаряжать винтовки, их давили массированным автоматным огнём, да и широкое использование гранат нашими бойцами тоже не прошло даром. Зачастую, когда они врывались в помещения после взрыва гранаты, их встречали полуоглушённые и ничего не соображающие немцы.
Утром 21 апреля наши части вышли к третьей линии обороны города, где были девять фортов и превращённые в доты дома внутреннего города. Коменданту Кёнигсберга снова предложили сдаться, и он снова отверг это предложение, после чего на форты начали сбрасывать тысячекилограммовые бомбы, а самоходки и танки принялись вести огонь по выявленным огневым точкам. Весь день центр города бомбили и обстреливали, а утром следующего дня штурмовые части пошли вперёд. За это время большая часть огневых точек была подавлена в фортах полностью, и пехота, укрываясь за многочисленной бронетехникой, пошла на штурм.
Два дня шёл ожесточённый бой, немцы фанатично сопротивлялись, и если фольксштурм и обычные солдаты ещё сдавались в плен, то эсэсовцы, которых было достаточно много, дрались до последнего. Лишь 24 апреля немцы официально сдались, вернее, сдались немногочисленные остатки гарнизона, да и то многие из них скрылись в развалинах города, используя канализацию и многочисленные подземелья. Таких потом ещё пару месяцев вылавливала комендантская команда.
Главное, что такой мощный укрепрайон был взят примерно за десять дней и с достаточно небольшими потерями. К этому времени немцев окончательно выдавили с наших земель, и теперь война целиком переместилась на территорию Германии и оккупированных ею земель.
Глава 19
Совсем другая ситуация складывалась в Польше. Если со стороны Львова и Чехословакии мы значительно продвинулись, то со стороны Белоруссии не очень, а затем и вовсе остановились по одной простой причине: поляки отмочили фортель, и Сталин приказал нашим войскам не спешить с освобождением центральной части Польши. В Лондоне решили, что нехорошо, если Варшаву освободит Красная армия, вот и организовали там восстание силами Армии Крайовой, которой руководило сбежавшее в Лондон польское правительство, очень негативно, даже враждебно настроенное к нам. Короче, повторялось всё то же самое, что было и у меня, в моём времени.
Наши войска были примерно в полутора сотнях километрах от Варшавы, когда там полыхнуло. Я не знал подробностей, как там было в моём времени, но думаю, что это восстание ничем особо не отличалось от произошедшего у меня. Стянутые чуть ли не со всей Польши в Варшаву аковцы 20 апреля, вернее в ночь с 19 на 20 апреля, напали на места дислокации немецкого гарнизона Варшавы. Хорошая скоординированность действий, а также неплохое вооружение позволили им уничтожить большую часть гарнизона, а оставшуюся заблокировать в казармах. Сразу после этого состоялось радиовыступление генерала Коморовского, который на весь мир объявил об освобождении Варшавы силами Армии Крайовой [58] . При этом он крайне негативно относился к Красной армии и не захотел налаживать с ней контакты, а кроме того, крайне нелицеприятно о ней отзывался [59] .
58
И в реальной истории генерал Тадеуш Коморовский, руководивший Армией Крайовой, возглавил Варшавское восстание. Выходец из дворянской семьи, он учился в военном училище в Вене и в годы Первой мировой войны воевал в составе Австрийской армии. Не желавший освобождения Польши советскими войсками, он убедил польское правительство в изгнании принять план самостоятельного восстания.
59
По воспоминаниям маршала Рокоссовского, генерал Коморовский не стремился наладить контакт с советскими войсками, а когда в Варшаву были сброшены на парашютах два советских офицера связи, он отказался с ними встречаться, хотя буквально перед этим говорил с немецким парламентёром.
Захватив достаточно крупные склады с вооружением, в том числе и с артиллерией, повстанцы быстро организовали оборону города по его окраинам, лихорадочно оборудуя огневые точки в окраинных домах. В самой Варшаве тем временем добивали остатки немецкого гарнизона, и через пару дней весь город был полностью в руках восставших. Однако и немцы не сидели без дела и начали срочно подтягивать к Варшаве свои войска.
Поскольку в планы Ставки на ближайшее время не входило наступление в центре Польши, тем более после откровенно антисоветских высказываний по радио генерала Коморовского, наступление там полностью остановилось. Как всегда, в дело вмешалась большая политика. После того как поляки в очередной раз продемонстрировали свою кичливость и нелюбовь к русским, класть за их гонор и амбиции русские жизни Сталин не захотел.