Шрифт:
Прошлая жизнь… Здесь у Эйриха только пешеходы, даже нормальной лошади нет. Римляне приехали с ослами и мулами, а эти животные мало подходят для боя верхом…
«Хорошую лошадь трудно найти…» – подумал Эйрих, наблюдая за ходом ожесточенной рубки.
Пятьдесят с лишним человек, совершенно потерявшиеся и никак не контролирующие сейчас свою судьбу, гибли под ударами жестоких воинов, решительно настроенных захватить власть во всех окрестных деревнях.
Эйрих не успел соскучиться, как кровавое дело было кончено.
– А ты умеешь заводить друзей, да, Эйрих? – подошел к нему Хумул, возглавлявший отряд, кинувшийся им на подмогу.
– Он вел себя слишком нагло для того, кто называет себя вождем, – пожал плечами мальчик. – Но зато теперь мы снова успеваем на выборы вождя.
– Ха-ха-ха!!! – рассмеялся Хумул, словно хорошей шутке.
Но Эйрих не шутил.
– Надо собрать оружие и брони, – произнес он. – Тут идти недолго, значит, успеем к деревне до заката.
– Да, надо поделить все по-честному, – заулыбался Хумул.
По итогам сбора трофеев кольчужных броней у жертв оказалось девять (один прятал свою под льняной рубахой). В качестве добычи они получили пятьдесят семь пар сапог, двенадцать шлемов, два из которых годны только на металл, а три вообще бронзовые, тридцать девять топоров, один старинный меч длиной в локоть, а также восемнадцать копий. Добыча богатая, потому что железо стоит дорого. Судя по всему, эти воины – лучшее, что могла выставить деревня, так как вооружение, по нынешним временам, богатое.
Делить пришлось по местным обычаям, то есть по знатности, вкладу в победу, отношению соратников… Бредовая, несправедливая и порочная практика, порождающая споры и взаимную неприязнь.
«Это первое, что я изменю, когда у меня появится мое личное воинство», – подумал Эйрих, получивший две кольчуги, копье и бронзовый шлем.
Столь щедрая добыча ему полагалась из-за того, что он, как ни посмотри, дружинник, сын вождя, а еще и управлял всем этим действом, пусть и не участвовал в схватке лично.
Удалось взять пленными девятерых, которых сейчас вязали пеньковой веревкой.
Пока они делили наживу, вернулся Татий вместе с посыльным от Зевты.
– Чего тут? – спросил посыльный, известный под именем Биуда. – Твой отец хочет знать, чем все закончилось.
– Скажи, что мы одолели пять десятков воинов из деревни вождя Фрунары, Царствие ему небесное, – ответил Эйрих. – Скажи еще, что мы сложим тела погибших у дороги, а сами пойдем дальше, чтобы удостовериться в безопасности пути. Пленных оставим тут же, под охраной одного воина.
– Передам все, – изобразил полупоклон Биуда.
Его удивляло то, как спокойно и буднично Эйрих все это говорил. От молодняка ждут иной реакции: битвы возбуждают кровь, восторгают или опустошают, а Эйриха все это будто бы совершенно не впечатлило. Наверное, Биуда в очередной раз подумал, что Эйрих действительно странный малый…
«Пусть думают что хотят, – мысленно вздохнул он. – Людская молва – это неважно, если у тебя в руках власть. Даже наоборот, очень хорошо, когда людям есть что обсудить о тебе».
Про Чингисхана в степях ходили разные слухи. Что он сын волков, что он сын дракона, что при его рождении небо было кроваво-красным… Люди горазды придумывать всякую ерунду, даже зная прекрасно, что он человек из плоти и крови, а не мифическое чудовище. Но людям тяжело сопоставить то, чего он достиг, с трудами обычного человека, поэтому возникает и разрастается легенда. Легенда, успокаивающая людей и примиряющая их с собственной никчемностью. «Если он сын волка или дракона, а небо при его рождении было кроваво-красным, то тогда уж ладно, легко верится в то, что он покорил вселенную».
Размышляя о склонности людей творить мифы, Эйрих повел свой отряд вперед, все чаще возвращаясь к мысли, что ему срочно нужны лошади.
Незадолго до вечера они прибыли в деревню покойного вождя Фрунары, подло убитого римлянами.
– Вы кто? – выпучив глаза от удивления, спросил некий мужчина, живший в окраинном доме.
– Я – Эйрих, сын Зевты, – представился Эйрих. – Дружинник на службе вождя.
– А-а-а-а, э-э-э… – начал переваривание новости мужчина. – Я – Вульфс, сын Петы… А вы чего, этого… ну, вождь… это самое… воины… – Он буквально жевал слова, пребывая в растерянности от того, что к деревне спокойно подошли чужие воины.